дна, скончанья дней.Трихины пробудились, мерзлота,
казалось бы, что вечная была —
оттаяла. Костры от нашей нефти
непроданной горели – растопили…
Трихины, но уставшие от долгой,
от мертвой спячки… Вымерзла у них
живая злоба.
Длится между нами
холодная гражданская война…
Есть дыхание внутри —
лампа красная, гори!
Взвыли, взныли у охраны
все сирены утром рано.
Непробивно, тяжело,
треснуло над ним стекло,
покачнулось и упало,
вдребезги блестит по залу.
Просыпается Ильич,
с членов сходит паралич,
Ленин двигается с места —
жениха ждет Русь-невеста.
Вышел старый человек,
пролежав недвижно век, —
он от власти не отвыкший,
он от смерти не притихший…
Красная Кремлевская
рухнула стена —
вся толпа цековская
тут воскрешена.
Шатья иностранная
бодро ожила,
братья безымянная
веки подняла.
Маршалы-воители —
с кем час воевать? —
поправляют кители,
сильные опять.
А не переменится
на Лубянке власть:
праведного Феликса
там вовеки часть.
Все вы не отмолены,
не отпеты вы —
потому позволено
встать вам, быть в живых.
Ходят-бродят, главного
из Джудекки ждут —
сильного, державного,
чаемого тут.
Богу был Соперником,
богом на земле —
кто ему соперником
может быть во зле?
Он придет, прищурится,
пыхнет табачком —
трубочка раскурится,
как страна потом.
Время начинается,
как умеет он, —
мертвые раскаются,
что из гроба вон.
А за сто с лишним лет, прошедших с прошлой
революции, что. смогли придумать,
каких новых создали себе смыслов,
смыслов Родине? Вот старьем и живы,
и мертвы мы старьем, над нами снова
повторяется не как фарс случайный —
полновесно История такая,
какой, красной, смертельной, неуклюжей,
и единожды лучше б не случаться.
«И тогда Бог пресветлую Россию
сатане отдал – пусть играет, мучит,
пусть кровями зальет, в огне великом,
не вот в этом, чуть теплом, пустозерском,
пусть сожжет города и веси – выйдем
мы, народ, перекрестимся и сгинем!»
А не верить бы в Бога, по-другому
объяснить как-то… Ложью вместо правды…
Это – мертвая в мертвом случившаяся революция.
Это – последнее, что перед окончательным
торжеством
