себе быть с ней абсолютно откровенным…
Я прознал о появлении в Менталиберте «Дэс клаба» гораздо раньше, чем Виктория узнала обо мне. Вряд ли кто-то еще, кроме меня, заметил легкое возмущение М-эфирного поля, когда первый из членов этого клуба – Демиург, – прошел процедуру танатоскопии (ее истинное название я выяснил гораздо позже, от Наварро) и поселился в Менталиберте. За Демиургом последовали другие, коих на сегодняшний день насчитывалось ровно два десятка.
Я ощущал появление в М-эфире каждого нового «мертвеца», поскольку все они являлись со мной одного поля ягодами. С той лишь разницей, что я был старше их первенца-Демиурга на сорок два года, а Менталиберта – на пятнадцать лет. В действительности это я должен носить первый порядковый номер в этой компании, но ни Кастаньета, ни ее одноклубники понятия не имели, что впервые танатоскопия была проведена в далеком две тысячи восьмом году. Просто тот темный гений, что превратил меня в заложника М-эфира и через четыре десятилетия поставил данную процедуру на поток, никогда не рассказывал обо мне своим нынешним пациентам.
Впрочем, кое-что им было все-таки известно. А что именно, я выведал от Виктории только сейчас, хотя прежде считал, что хорошо изучил «Дэс клаб» и его неугомонных членов.
– Думаю, я знаю, кто ты такой, – проговорила Кастаньета, не дожидаясь, пока я отвечу. Взятая мной пауза затянулась почти на минуту. Я элементарно не ожидал такого поворота нашей беседы и потому был поставлен в тупик. – Ты – тот самый Черный Русский, имя которого постоянно отображено на наших лок-радарах. Демиург уверяет, что тебя не существует и что ты – всего лишь шальной ментальный импульс, прорвавшийся в М-эфир во время танатоскопии председателя «Дэс клаба» и до сих пор блуждающий в Менталиберте под случайно сгенерированным именем. Что-то типа непредсказуемой и неустранимой помехи, произошедшей по вине плохо настроенного сентенсора, но предотвращенной на последующих процедурах. Импульс навечно отпечатался в ментальном поле и с тех пор стабильно улавливается нашими лок-радарами.
– Черный Русский? – насторожился я. И неспроста. Девушка будто завела со мной старую детскую игру «горячо – холодно», взявшись догадками выцеживать из меня правду. С умыслом Викки это делала или нет, неизвестно, но я был заинтригован и невольно пошел у нее на поводу. – Не понимаю, о чем ты толкуешь. Я знаком лишь с одним Черным Русским – тем, которого можно встретить в любом баре. Да ты наверняка тоже с ним встречалась и даже целовалась: две части водки, часть кофейного ликера и несколько кубиков льда.
Кастаньета обиженно сверкнула глазами, а затем оттянула манжет жакета, включила на лок-радаре голографический дисплей, развернула на максимум спектр его изображения и ткнула пальцем в открывшийся моему взору список имен.
– Вот он – Черный Русский! Взгляни и убедись, что я не шучу! – сказала она при этом. – В самом низу списка. Тот, чье имя серым шрифтом написано.
Рядом
