заметен в России как в XIX в., так и на рубеже XX и XXI столетий. «Болезнь» российских модернизаций заключена в неумении согласовывать экономические и политические преобразования.
В-четвертых, все российские модернизации носили частный характер, обусловленный их субъектностью и задачами. В ходе первого цикла целью выступало упрочение империи и положения властной элиты; отсюда вытекала ограниченность модернизации крупными центрами и фактическая незатронутость ею провинции, жизнь в которой менялась крайне незначительно на протяжении многих десятилетий. В ходе второго цикла на щит были подняты интересы «народа», во имя которых приоритетным образом развивались отрасли экономики, мало способствовавшие повышению уровня жизни большинства граждан. Изменив страну в гораздо большей степени, чем модернизации XVIII и XIX вв., модернизация середины ХХ столетия также не подготовила большую часть населения к самостоятельной деятельности, порождающей естественное экономическое развитие – на сей раз потому, что такое развитие категорически не рассматривалось как цель. Главной проблемой российских модернизаций явилась, таким образом, их неукорененность в системе интересов и мотивов большинства и неготовность власти лишаться даже части контроля над народом; именно поэтому, на мой взгляд, все российские модернизации встречались массами с некоей настороженностью (а если и становились популярными, то вскоре сворачивались «сверху»).
И, в-пятых, российские модернизации, и в этом их радикальное отличие от большинства успешных модернизаций, никогда не ставили своей целью интеграцию в мир. Российские элиты хотели сделать свою страну «не хуже других», а зачастую и лучше; они выстраивали тесные отношения с элитами других стран; участвовали в большом числе глобальных политических и военных интриг – однако при этом умудрялись оставаться достаточно оторванными от мира экономически и социально. На рубеже XIX и XX столетий, когда внешняя торговля крупнейших европейских стран составляла 14–19 % их ВВП, в России этот показатель не превышал 9 %; в начале 1980-х, когда в СССР данный показатель оценивался в 3,8 %, в европейских странах он в среднем превышал 35 %. Сегодня Россия более тесно связана с миром торговыми и инвестиционными связями, но большая часть ее внешнеторгового оборота представлена сырьем – продуктом легко заменяемым поступлениями из других источников, и потому Россия сейчас, как и прежде, практически не является игроком на полях глобальной геоэкономической конкуренции.
В 1917 г., когда Европу опустошала Первая мировая война, президент США В. Вильсон, вмешавшийся в нее на заключительном этапе, призвал относиться к ней как «к войне, ведущейся за прекращение всех войн». К сожалению, эта его мечта не реализовалась, и потребовалась еще одна война, поставившая Европу на грань уничтожения, чтоб на континенте произошли зримые перемены. Модернизация – это, как я уже говорил, своего рода мобилизация, задачей которой является отказ
