Восставшие из небытия. Антология писателей Ди-Пи и второй эмиграции.. Антология

      Синее небо.

      Розы на окне.

      Жизнь за окном. Я слышу шум трамвая.

      Лечусь, хоть жить уже недолго мне —

      все думают, я ничего не знаю.

      Нет! Не хочу из жизни я уйти

      теперь… теперь, когда я так богата,

      когда со мною неразлучно ты —

      а пред тобою так я виновата!

      Я тайно подписала с жизнью пакт

      и радуюсь цветам,

      закату,

      Маю.

      Коль жизнь игра, ее последний акт

      я для тебя… по-своему сыграю.

      Мне говорят: плакучей ивой, плаксой

      слыла я в детстве;

      в школе же не раз

      за взрывы смеха «выйдите из класса!»,

      я помню, строгий слышала приказ —

      смеялась так, что весь смеялся класс.

      Дразнили «хроматическою гаммой»

      за неудержный звуковой каскад.

      Как выстрел,

      окрик оглушил нежданно.

      Надолго всхлипом стал мой смехопад —

      в класс не вернулась больше я назад.

      Покрыло зрячий лоб слепое темя;

      куда-то вглубь ушли и плач, и смех…

      И я теперь с сутулым поколеньем,

      неся слов гнева

      нерожденных

      бремя,

      расплачиваюсь за молчанья грех.

      Боязливость ребенка. Бесстрашие льва

      и святого прозренье, —

      в светлой раме является мне обновленный портрет.

      Кистью друга воссоздан для будущих он поколений.

      Мир узнал, вопреки искаженьям судей,

      их запретам презренным:

      Был в России двадцатого века затравлен поэт.

      Не умел семенить за судьей. Отрекаться.

      Челом бить с повинной.

      Как герой из Ламанча копье, поднимал голос свой.

      (А Россия теряла в бессилии сына за сыном.)

      О грузине всевластном сказал:

      «Что ни казнь для него, то малина…»

      Волки приняли вызов: был злобен их скрежет и вой.

      Слежка. Обыск. Вот груда стихов на полу.

      На сонете Петрарки

      дописал перевод каблуком полицейский сапог.

      За окном где-то ворон привычно-пророчески каркнул,

      и поэта, подвластного злейшей

      в истории всех олигархий,

      увели за порог майской ночи, за жизни порог.

      Друг-жена и свидетельница

      долгих с Музою споров поэта

      в память сердца сумела подслушанное заключить.

      Защитив от Серпа и от Свастики черных наветов,

      пронесла она клад свой бесценный,

      чтоб снова отдать его

      свету —

      низко хочется голову мне перед нею склонить.

      Предо

Скачать книгу