руки, и я впал в отчаяние. Ну не везет мне!
У меня просьба – если кто увидит или услышит, сообщите мне.
Друзья! Не опоздайте!
Бунюэль, Борхес и я…
Мы сидим втроем и пьем грог. Изредка курим.
В зале полутьма.
Борхес, не мигая, смотрит в полумрак залы.
Бунюэль саркастично жует табак.
Все мы думаем о прекрасных женщинах, о которых в Коране сказано: «…пашите».
В зале вдруг появляется андалузский пес.
Борхес поднял палец и сказал: «Будда».
Бунюэль заказал еще аперитив.
«Что вы, друзья, думаете о смерти?» – спросил отрешенно Борхес. Бунюэль ответил: «Лорка знал, но его убили. Спросить не у кого». Я молчал.
Пес, повиляв хвостом, убежал.
«Чертовски жарко, вы не находите?» – спросил Бунюэль. Борхес, помолчав, сказал: «Нечего писать. Я уже обо всем и за всех написал».
Бунюэль меланхолично ответил: «А я еще сниму парочку картин о нашей метафизически скотской жизни». И рассмеялся.
Я сидел в кругу великих и внимал голосу вечности.
1990, 2019–2021
Виталий Амурский / Париж /
Москвич 1944 года рождения. Во Франции без малого полвека. Разумеется, не местом жительства определяется внутренний мир человека, пишущего же – особенно, но, несомненно, ничто не проходит бесследно. В моих стихах, вообще в том, что и о чём пишу, конечно же, какие-то отражения этого. Я рад, что получил приглашение принять участие в этой антологии – подобных площадок в Русском Зарубежье сейчас кот наплакал.
Невозвращенец
С земляком в стенах пивного зала
Случаем в беседе я увяз.
Что ему язык вдруг развязало,
А меня растрогал тот рассказ?
Не имею ясного ответа.
Не было тогда и ныне нет.
Может быть, искал я тень без света.
А искать мне следовало свет?
«Сам я родом из Электростали,
Знаешь, это около Москвы.
Сорок лет назад его оставил,
А оставив, с прошлым сжег мосты.
Помню тот предзимний день понурый
Со снежком мерцавшим, как металл, —
Как с ракетодрома Байконура,
В неизвестный мир я стартовал.
ТАСС не сообщал тогда, понятно,
Как меня несёт за облака,
Но свою страну без белых пятен
Я увидеть смог издалека.
В проволоке лагерной и вышках,
Начисто лишённой многих книг,
О которых прежде только слышал,
Даже взглядом не касаясь их.
Боже, понял я, в какой же яме
Прозябает мой родной народ —
Нет, не без альбомов Модильяни
И колбас – без прав на кислород.
В капсуле, в полёте раскалённой,
Не пришлось тогда вернуться мне
(Как
