в телефоне фото с жирным карпом, которого поймал на выходных. "Карпы умные, рыбалка это каждый раз поединок", – объяснял он. Но особым предметом гордости была щука на 15 кило, выловленная прошлой зимой. Впрочем, и других рыбацких подвигов в телефоне Каспараса было накоплено немало.
Попотев в автошколе, я ринулся в редакцию. Там ждал Станислав Белоглазов, то и дело просивший писать о его великих проектах. Некогда он был талантливым московским программистом, но уже лет восемь обретался в Литве, получив, как и я, политическое убежище. В его компьютерной голове проекты рождались постоянно, и про один из них я однажды написал. Но это Станиславу не помогло и давать деньги спонсоры не спешили.
В старенькой курточке Белоглазов тёрся у дверей редакции, не решаясь войти. Я его почти затащил, усадив около компьютера. Большие очки в серебряной оправе и пара длинных зубов, мелькавших из-под верхней губы, подмывали вручить ему морковку и дать кличку Братец Кролик. "Ну так вот, я продумал информационную оборону, – сжал Станислав кулак. – Россия собирает массу данных через "Фэйснет" и литовские сайты, вычисляет наши предпочтения. Зная это, на аудиторию можно влиять. А я поставлю заслон, напишу приложение для мобильника. Сделаешь статью?". Он ещё долго живописал мне проект, на который американцы непременно дадут огромный грант.
– Не давать своих данных в интернете – это признак свободы, – соглашался я.
– Без этого свободы нет, – вторил Белоглазов.
– Если русские не смогут собирать информацию, то и местные тоже. По-моему, отличный проект.
– Местные пусть собирают. – Его взгляд забегал по полу. – Мне от литовского правительства скрывать нечего.
Пообещав выкроить время для статьи, я отправил его с миром. В работе день бежал незаметно. Мысли об индейской скво превращали мою голову в ядерный реактор, заставляя её работать с десятикратной силой. Но головоломка, которую задала любимая женщина, не хотела решаться. Вся надежда теперь была на Галину и её сплетни…
Вечером Галя разливала по пиалкам ароматный турецкий чай. Своими пышными формами и красными круглыми щеками она всегда напоминала мне купчиху с картины Кустодиева – щедрую и слегка наивную. Как и положено, в купеческой квартире были иконы. Христос и Богородица смотрели из-под потолка, стоя на шкафу в толстых позолоченных окладах. Потому от квартиры веяло старой Москвой. В двух комнатах повсюду лежали коробки, тряпки, сундуки, папки, посуда, игрушки, которые создавали чувство постоянного переезда. Но эта вечная неустроенность вполне подходила моей творческой натуре.
Сидя на купеческой кухне, я вспоминал свой первый год в Литве. В ту пору я явился к Галине, чтобы хоть как-то прожить. Она взяла меня работать чистильщиком её сауны. Это меня и спасло. Сауна была вожделенным местом: я купался в огромном джакузи, а потом самоотверженно драил его, сжимая в руках тряпку. В комнате отдыха всегда лежала куча конфет и с десяток
