благо она была недалеко. Через десять минут я уже был в приемном отделении. Женщину сразу же увезли в реанимацию.
«Значит еще жива», – подумал я, тупо уставившись на свои окровавленные ладони, сидя в пустом зале приемного отделения. – И откуда вдруг кровь?»
Придя в себя, позвонил отцу, и тот через полчаса уже был в больнице.
– Балбес, бездельник, позор семьи!» – сразу набросился он на меня.
В тот момент мне было все-равно, что он кричал. Важно, что отец был рядом, и я был ему за это так благодарен, как никогда в жизни. Знал, что он все решит. И решит правильно.
Через две минуту он успокоился, и, не говоря ни слова и не глядя на меня, выслушал мой сбивчивый рассказ. Выкурил сигарету, встал и бросив мне:
– Сиди здесь, – пошел в отделение.
Я сидел в приемном отделении и в голове прокручивалась только одна мысль:
«Господи, если ты есть, пусть она выживет. И я обещаю, больше никогда, слышишь, никогда, не возьму в руки эту отраву. Клянусь!».
Я и сам в эти минуты искренне верил в свои обещания.
Через какое-то время появился отец в белом халате, и, не глядя мне в глаза, сказал, что девушка в критическом состоянии.
– Врачи говорят, что произойдет чудо, если она выживет. Организм молодой, так что надеяться надо на лучшее…, – устало сказал он и положил тяжелую руку мне на плечо.
Еще сказал, что женщину переведут в лучшую отдельную палату и обеспечат всем необходимым. А закончил фразой:
– Хорошо, хоть не сбежал с места преступления, – одобрительно похлопав меня по плечу.
Мой отец. Он спасал непутевого, неблагодарного сына и честь семьи, а не потерпевшую, до которой ему не было никакого дела. Впрочем, ему ни до кого не было дела. Важен был только он сам, его дело, его репутация, а все остальные, включая, жену, сына и очередную любовницу, были лишь приложением в его жизни, может и не важным, но необходимым. Но он – человек поступков, а не слов. Словом – настоящий мужчина.
***
Да и я таким собственно тоже был – стопроцентным эгоистом. «Яблоко от яблони…», как говорят в народе или «против генов не попрешь».
За плечами два престижных вуза – один московский, другой в Лондоне. До 24 лет не знал, что такое – работать. Ни дня в жизни не работал. В деньгах не нуждался. Жил обычной жизнь мажора. Как мне казалось, всех все устраивало. Ну, кроме отца, и не из-за денег, конечно. Это позже я узнал, что мать боялась ночных звонков: вдруг этот звонок вестник ужасной новости, что ее единственный, любимый сын, умер из-за передоза. И ее страхи не были беспочвенно. В нашей среде – в так называемом «золотом круге», уже случались смерти моих ровесников от этой «дури».
А сейчас я сидел у кровати незнакомой молодой женщины в коме, которую никогда раньше не знал, и при этом испытывал чувство гармонии и покоя. Удивительно, но так спокойно мне не было никогда, Может быть только в чреве матери, но не могу утверждать, не помню.
Моей
