не запомнилось её имя.
Мы ехали в лагерь имени Парижской Коммуны. Это название было слишком длинным, и оно быстро упростилась до Парижа. Мы прожили в Париже с осени 1930 года до весны 1933 года.
Я помню длинный барак с большой печью в середине. Вдоль стен тянулись двухъярусные нары. Нас, детей, в бараке было семеро от трёх до четырёх лет. Только одному было семь.
Детям не полагалось ни одежды, ни обуви, ни спальных мест, ни пайка. Мы спали с сестрой на узеньких нарах валетиком, переворачиваясь по очереди. Можно было бы спать на печке, но там сушилась одежда наших матерей.
Зимой на улицу мы вообще не выходили. Сидели возле печки. Играли в прятки, ловили вшей.
Зимой стояли страшные морозы или завывали метели. А летом солнце выжигало всю зелень. Только кое-где росли одинокие карагачи и кривые березы.
Я не помню, как нас кормили зимой, а летом мы, малышня, сидели возле столовой и ждали, когда закончат есть взрослые. Потом повар, дядя Яша, открывал двери и говорил:
– Ну, заходите!
Мы бросались к столу и доедали всё, что оставалось в оловянных чашках. Вырывали остатки еды друг у друга и дрались из-за них. Если мы начинали сильно шуметь, дядя Яша доставал огромную верблюжью ногу и стучал ей по столу:
– Ну-ка, тихо! Вот я вас!
Мы боялись верблюжьей ноги и затихали.
В Париже была сепараторная. Там сепарировали молоко. Мы, дети, ждали возле сепараторной. Ждали до темна. Из сепараторной появлялась женщина. Она давала нам чашечки- детали от сепаратора, на которых оставались сливки. Мы, захлёбываясь от удовольствия облизывали их! Это было так вкусно!
Так персонал лагеря подкармливал детей. Люди там были добрые, жалели нас. Среди них была очень красивая девушка, Маруся. Она играла с нами, пела песни, рассказывала сказки. У Маруси были голубые глаза и толстая черная коса.
Однажды вечером, когда в бараке погасили уже все коптушки, в дверь вдруг раздался громкий стук.
– Маруся, выходи! -кричали с улицы. Все испугались. Это были уголовные. Мы не знали, что им сделала Маруся, но она страшно побледнела и не хотела выходить. А в дверь стучали всё сильнее и сильнее.
– Маруся, лезь под печку, прячься! -крикнул кто-то.
Девушка залезла под печку. Дверь открыли. Несколько мужчин вошли в барак. Они быстро нашли Марусю. За косу вытащили плачущую девушку.
Никто не мог им помешать. В бараке были одни женщины и мы.
– Ну что ж, пора ложиться спать, – сказала старшая по бараку и хотела потушить коптушку. Но мы, дети заплакали и закричали – так напугал нас случай с Марусей. С этих пор в бараке ночью всегда горела одна маленькая коптушка.
В Париже нам с сестрой было хорошо. Мы уже не боялись умереть от голода, и рядом с нами была мама.
Однажды весной, на Пасху, мы с Шурой сидели под берёзой. На ней только распустились
