искусстве как о светлом посланце, и вот именно искусство шествует по миру и каждый раз, при каждом выступлении поминается, как благодатны воздействия искусства…»[31]
Рерих раскрыл свое сердце всем народам в стремлении к всемирности и всечеловечности. Даже некоторым ближайшим ученикам в Америке оказался не под силу заданный масштаб. Духовный порыв увял в паутине меркантильных расчетов. Прагматизм затушил романтизм. На весах времени чаша потребительства перевесила чашу духовных накоплений. Они не удержались на высоте великой идеи земного пути Рериха – соответствие провозглашаемых идеалов повседневным нормам собственной жизни, единству высокого слова и реального дела…
Ю. Н., Н. К. и С. Н. Рерихи. Индия. 1930-е гг. МР ГМВ
Рериха можно назвать романтическим реалистом. Романтическая (высокая, героическая) цель оправдывает (и определяет) реальные средства достижения. Никогда – наоборот. Цель всегда возвышенна, на грани невозможного, а средства самые реальные, земные. Он – цезарь духа и пролетарий творческого труда.
Поэтому он соглашался, когда его искусство определяли, как «героический реализм»[32].
Настала пора возвращаться. В какую страну он хотел вернуться? В ту, о которой тосковал все последние годы, которую видел своим воображением художника: «Героизм, романтизм, социализм, все виды самоотвержения не на заоблачных вершинах, но здесь, в трудовой жизни…»[33] Рерих подводит итог странствий: «Для кого же мы все трудились? Неужели для чужих? Конечно, для своего, для русского народа, мы перевидали и радости, и трудности, и опасности. Много, где нам удалось внести истинное понимание русских исканий и достижений. Ни на миг мы не отклонялись от русских путей…»[34]
Ничего не изменилось с 1900 года, когда на вопрос: «Где бы вы хотели жить?» он написал: «На родине»[35].
Но грянула Вторая мировая война. В декабре 1947 года, в сборах, он ушел в иные сферы бытия…
Караван, снаряженный им, ведомый сыном – Юрием Рерихом, достиг России через десять лет после того, как в гималайской долине Кулу отпылал погребальный костер, символически объединивший великие обряды Индии и России…
Его дела и мысли получили свое дальнейшее развитие на Родине…
Писатель Владимир Солоухин заметил: «Сущностью любого произведения искусства должно быть нечто объективное в субъективном освещении. Например, художник пишет дерево. Но это значит, он пишет: “Я и дерево”. Или: “Я и женщина”, “Я и русский пейзаж”, “Я и кавказский пейзаж”, “Я и демон”, “Я и московская улица”…
Ну а как быть художнику, если ему нужно изобразить: “Я и вся земля”, “Я и все человечество”, “Я и вселенная”?
Может быть, именно в этой точке начинается Рерих»[36].
Великий литовский поэт Эдуардас Межелайтис писал автору этих строк: «Почему мне дорог
Н. К. Рерих. Мечты // Н. К. Рерих. Листы дневника. Т. II. М., 1995. С. 190.
Н. К. Рерих. Героический реализм // Н. К. Рерих. Зажигайте сердца. М., 1990. С. 76.
Н. К. Рерих. Самоцвет // Н. К. Рерих. Листы дневника. Т. II. М., 1995. С. 414.
Н. К. Рерих. Четверть века // Н. К. Рерих. Из литературного наследия. М., 1974. С. 245.
Запись в альбоме «Исповедь» 31 мая 1900 года // Л. В. Короткина. Рерих в Петербурге – Петрограде. Л., 1985. С. 80–82.
В. А. Солоухин. Камешки на ладони. М., 1987. С. 21–22.
