приехать в поместье, слугам были даны распоряжения: карета запрягается только для выездов к родне и по гостям. В пределах Петербурга. Когда графиня узнала об этом, Аракчеев был в отлучке. В бессильной злобе она попросту укатила к матери, собрав вещи.
Склеить эту семейную лодку граф, впрочем, попытался. Скандал не украшает государева человека, и Аркачеев поднял белый флаг. Однажды ему даже удалось склонить жену к решению вернуться домой. Но в карете между ними вспыхнула новая ссора, и Аракчеев приказал кучеру остановиться. Он вышел из экипажа и больше не виделся с женой. Не разводясь (что в XIX веке было делом хлопотным), они разъехались навеки. Шел 1807 год, с момента венчания Аракчеева и Хомутовой прошло не больше года.
Настасья летала от счастья. Он снова принадлежит ей! Говорили, чтобы крепче привязать графа, она забрала ребенка у крестьянки Лукьяновой и выдала за своего. Впрочем, в биографии Настасьи было столько исправлений, что и этот момент мог оказаться выдумкой. Хотя мальчик Михаил Шумский существовал, но отчество носил «Андреевич» и считался воспитанником Аракчеева. Была ли его матерью Настасья? Никто не знает наверняка.
Во время отлучек Аракчеева Настасья писала ему нежные письма, из которых несколько сохранилось: «Рада умереть у ног ваших… ожидаю ваших милых писем… Целую ваши ручки, милый… Ах, друг мой, нет вас – нет для меня веселья и утешенья… Дай Бог, чтобы ваша любовь была такова, как я чувствую к вам… Вам не надобно сомневаться в своей Насте, которая каждую минуту посвящает вам».
Судачили, что из особого почтения к барину-благодетелю Настасья поутру укладывалась спать у порога его опочивальни, чтобы Аракчеев, проснувшись, увидел и оценил ее покорность.
Но несмотря на заботу, на почти раболепное служение графу, в положении Настасьи ничего не изменилось. Она по-прежнему была главной женщиной Аракчеева, но ни на йоту не приблизилась к положению жены. Алексей Андреевич регулярно приезжал в Грузино и покидал его снова. Оставлял денег, давал распоряжения, просматривал книги с отчетностью, которые подавала ему Настасья. Видел ли он недочеты? Задавал ли вопросы о средствах, которые растворялись непонятно где? Дворня уверяла друг друга, что Минкина ворует! Да еще и дает взятки! Или это снова было проявлением зависти?
Болтали, что Настасья запила в отсутствие графа, что превратилась в грузную отвратительную женщину. Что она тайком ходила по знахаркам и бабкам в поисках приворотного зелья… Но злые языки «страшнее пистолета». А пьющая и опустившаяся женщина быстро потеряла бы расположение графа. Однако мы знаем, что этого не произошло. Более того, к началу 1820-х Аракчеев положил на счет Настасьи Минкиной 24 тысячи рублей. Готовил ей безбедное существование на всякий случай? Скорее всего. Также внимательно он относился к Михаилу Шумскому. С 1824 года молодой человек состоял при нем «для особых поручений» (закончив при этом немецкий пансион и Пажеский корпус).
Один непреложный
