была довольно забавно написана и в сюжете присутствовал свой дед Щукарь по имени Ардальон Тимофеевич. Супруга Тимофеича не выговаривала несколько букв, что придавало комизма сюжету. Книжка потом потерялась, автора и название забыл намертво.
Когда мы переехали на Тверскую, я стал самостоятельно посещать Дом книги и магазин "Подписные издания" на Литейном. И практически всегда уходил с пустыми руками. Самые интересные и желанные книжки продавались только по подписке или в обмен на макулатуру. Оба варианта нам не подходили совершенно. В свободной же продаже чаще всего было то, что литературой назвать сложно. Скорее, как раз макулатурой… Почему нельзя было перестать печатать миллионными тиражами дерьмо, вроде педагогических мемуаров товарища Витченко, а сэкономленную бумагу и краски использовать для печати Дюма или Конан Дойла? Не знаю. Просто констатирую факт: купить хорошую книгу можно было только случайно. Как, например, томик рассказов Герберта Уэллса, который матушка купила в трамвайном парке имени Смирнова. В день выдачи зарплаты местный руководитель общества книголюбов выложил несколько книжек, среди которых был тот самый сборник. По какой-то причине я был вместе с мамой, увидел имя Уэллса на обложке и уговорил её купить. Ни в одном книжном магазине я этого сборника не встречал.
Если в книжных магазинах хороших книг нет, то читатель идёт в библиотеку. Я всегда записывался во все школьные библиотеки, был записан в детскую районную библиотеку и в городскую имени Пушкина. Позже записался в библиотеку имени Маяковского. По моей просьбе матушка записалась в библиотеку трампарка. Общий вывод: если книга пользуется спросом, то получить её практически нереально. Александр Дюма, Жюль Верн, Артур Конан Дойл – их можно было даже не заказывать. Впрочем, с Верном было чуть лучше, "Двадцать тысяч лье под водой" я вообще нашел на стеллаже Маяковки. В детской библиотеке на Четвёртой Советской мне как-то посчастливилось найти потрёпанный том "Незнайки на Луне". В остальном ситуация была немногим лучше, чем в книжных магазинах и порой напоминала разгребание кучи мусора в поисках жемчуга. Например, в Маяковке неожиданно откопал пару книжек Яна Линдблада. Но всё же основным поставщиком книг были друзья и знакомые. Мне повезло, что на Тверской наш дом соседствовал с "романовским" домом. У Андрюхи Кальченко удалось выпросить четырёхтомник Николая Носова, у Лёшки Смородникова было восемь томов сочинений Конан Дойла. "Три мушкетёра" и "Двадцать лет спустя" оказались в библиотеке у Славки…
Нехватку книг частично компенсировали журналы – московский "Пионер", питерские "Костёр" и "Искорка". Благодаря "Пионеру" познакомился с произведениями Крапивина, Томина, Железнякова. В "Искорке" больше всего запомнились повести Александра Житинского. Из взрослых журналов мне доводилось читать питерскую же "Аврору" – именно там я впервые прочитал "Хеопса и Нефертити" Житинского.
Часть книжек мне довелось прочитать благодаря больницам. Ведь что такое детская больница в СССР? Это смертная тоска, где нельзя посмотреть телевизор,
