увеличением отступной суммы. Или переход к прямым угрозам. Или хлопанье дверью с неизбежным: «Вы еще пожалеете…»
Ничего этого не произошло.
Колбасьев повел себя странно. Выслушав отказ, он пару секунд сидел с непроницаемым лицом, словно обдумывал мои слова. Затем он привстал, медленно перегнулся через стол и уставился на меня. При этом глаза его непонятным образом тускло, гнилушечно засветились. Я невольно вжался в спинку кресла.
− Что вы делаете? − спросил я, сам себя не слыша.
Вопрос остался без ответа. Взгляд Колбасьева сверлил, гипнотизировал, пытался достать из меня душу и вывернуть наизнанку. Неожиданно стало зябко (это в разгар лета!), в кабинете словно потемнело, нахлынуло ощущение жути. А лицо Колбасьева все приближалось, и благообразные черты постепенно трансформировались в уродливую маску с беззвучно шевелящимися губами. Адвокат протянул руку и коснулся моего лба длинным кривым пальцем…
Я сидел, будто скованный, не в силах пошевелиться. Голова, однако, оставалась ясной, отстраненно фиксируя ирреальность происходящего. И прежде чем окончательно захлебнуться в мутной волне ужаса, я сделал единственное, на что еще был способен: мысленно засветил адвокату в глаз…
Колбасьев резко отпрянул, словно получил настоящий удар. В тот же миг я почувствовал, что липкое наваждение исчезло, и вскочил на ноги. Побледневший Колбасьев смотрел на меня с безмерным изумлением. Спустя секунду он повис в моих руках, не делая даже попытки вырваться.
− Тебя из какого дурдома выпустили, сукин ты сын? − прошипел я, тряся его за грудки. − Это что за номера с гипнозом?
Колбасьев что-то сбивчиво лепетал, не переставая смотреть на меня так, словно перед ним привидение. Вид у него был совершенно невменяемый. В конце концов, я вышвырнул его из кабинета. Перед этим я предупредил, что вся сцена записана видеокамерой, которой оснащен мой кабинет (еще одна рутинная мера безопасности!). «Любые действия против агентства, любые попытки оспорить материалы через суд − и я прокручу пленку на пресс-конференции с участием психиатров! Пусть разберутся, что за тараканы в голове у вице-президента «Петрохолдинга…» Не говоря уже о попытке подкупа!» Не знаю, понял он меня или нет, но после выхода материалов о кефирном отравлении акций против «Убойных новостей» не было. Последствий для «Петрохолдинга», впрочем, тоже.
Тогда я никому не рассказал об этом случае. Во-первых, он был слишком странным… нет, не то… скорее, диким, и я испугался не на шутку, о чем вспоминать решительно не хотелось. Во-вторых, я так и не понял, что, собственно, произошло. Просмотр видеозаписи подтверждал, мягко говоря, неадекватное поведение Колбасьева, ничего при этом не объясняя.
Однако теперь я решил, что, раз уж мы обсуждаем ситуацию, в которой замешан адвокат, могучая кучка должна знать и про жутковатую сцену с его участием.
На протяжении рассказа Наташа смотрела на меня с нежностью и запоздалым беспокойством, Юра кривил губы и несколько
