его следу пустил. Прямо в Ковенскую губернию, где у его семьи поместье.
– Агентов он пустил! – обреченно махнул рукой Зуров. – Хоть агентов, хоть архангелов с крыльями, мне уж все едино! Но газеты! Газеты, господин начальник Сыскной полиции! Потрудитесь принять все меры к тому, чтобы эти негодяи-газетчики не пронюхали о ваших выводах! Наверняка, кстати, предварительных. Такое ведь напишут…
– Само собой, ваше высокопревосходительство!
– И все-таки я не верю, что убийца из Гродненского переулка – офицер! – помолчав, убежденно высказался Зуров. – Гвардеец! Дворянин! Не верю-с! Тут, Иван Дмитриевич, я чую какое-то чудовищное стечение обстоятельств. Мыслимое ли дело – да еще накануне собственной свадьбы! Столь удачной партии! Я прошу, я требую, наконец! Проведите самое тщательное расследование этого скандального случая! Никаких арестов! Слышите? Только с моего личного соизволения! А я снесусь с князем Кильдишевым, поговорю с ним… Насчет дочери светлейшего графа Тотлебена сведения верные, Иван Дмитриевич? С графом, может, потолковать приватно? Будущий зятек, как-никак, под старость Эдуарду Иванычу этакий конфуз преподнес…
– Не сомневайтесь, ваше высокопревосходительство! Понимая всю ответственность и принимая во внимания личный интерес государя императора…
– Именно так, господин начальник Сыскной полиции! Именно так! Не обижайтесь – но вам, не будучи потомственным дворянином, трудно, наверное, ощутить меру ответственности, возлагаемой дворянским званием к своему поведению. Ступайте, Иван Дмитриевич! Ступайте и ищите настоящего убийцу.
– Слушаюсь, ваше высокопревосходительство! Непременно сыщу. Но Ландсберга, воля ваша, я все же по его возвращению в столицу арестую…
Прапорщик фон Ландсберг, как и обещал Путилин, должен был быть взят 2 июня на дебаркадере Варшавского вокзала. Это «литерное» мероприятие Путилин планировал произвести, по настоянию градоначальника, самолично. К моменту возвращения Ландсберга в столицу сомнений о его причастности к двойному убийству в Гродненском переулке у Путилина не осталось.
Выслушав вторично вызванного внеурочно по гродненскому делу начальника Сыскной полиции, Зуров некоторое время помолчал, глядя на бесшумно меняющуюся за тройными стеклами окон кабинета суету городской жизни.
– Браво, господин Путилин! – наконец заговорил градоначальник. – Браво! Ваша служба – и вы лично, разумеется! – проявили столь много усердия в раскрытии этого дела, что прямо не знаешь, благодарить вас или… поругать хорошенько…
– Ваше высокопревосходительство, до сей поры я полагал, что задачи вверенной мне Сыскной полиции столицы заключаются именно в восстановлении истины и справедливости…
– Оставьте это, господин Путилин! – Зуров много раз доказывал свою личную храбрость на полях сражений и не боялся служебных интриг. – Нет ничего предосудительного в том, что я глубоко сожалею о том, что при
