style="font-size:15px;"> А что же сам Родриго? Он – дядя, любящий и чрезвычайно ласковый. Такой щедрый: приходит каждый вечер, и всегда с подарками. В доме есть небольшая комнатка, внизу, на первом этаже, скрытая за потайной дверцей. Итак, смеркается. Подставной муж исчезает; ближе к ночи (о! какая приятная неожиданность!) появляется дядя-кардинал. Обнимает и целует детишек, идет в свою опочивальню как бы спать, но через некоторое время потихоньку отправляется к уже поджидающей жене суррогатного отца. Если по дороге попадается ребенок, ищущий маму, потому что приснился страшный сон, дядя успокаивает несмышленыша, берет на руки, уносит в кроватку и даже поет колыбельную. А потом спешит убаюкать мамочку.
По правде говоря, из всех ролей самую неутешительную приходится играть подставному мужу. Весь день изображать отца и супруга, на закате исчезать, на рассвете появляться вновь и опять изображать благоверного до вечера – не самое изысканное амплуа. Но когда за это неплохо платят и обеспечивают прочное должностное положение, можно и расстараться.
Однако, как и в любой комедии дель арте (а жанр этот как раз тогда входил в моду), неожиданно случился резкий поворот сюжета: в одночасье умер лжемуж, он же лжеотец. Уж не насильственный ли это слом композиции? Вовсе нет, здесь все чисто. Но в маленькой труппе образовалось вакансия, и, похоронив подставного отца своих детей, Родриго, проводя время в молитвах и слезах, прикидывает, кого бы назначить на освободившееся место. Ага, Карло Канале: поэт, ровесник Ваноццы – этот вполне подойдет. Естественно, за хлопоты вокруг небезутешной вдовы и воспитание чужого потомства ему тоже будет причитаться недурной оклад содержания.
Честно отрабатывая полученные преференции, Канале вскоре заметил, что его (не его) дети весьма одарены в самых разных областях. Особенно разносторонней и восприимчивой оказалась шестилетняя Лукреция. Ей с необычайной легкостью давались и латынь, и греческий; она запросто запоминала и стихи, и прозу, и научные сведения.
Минуло шесть лет, и мы вновь подходим ко времени эпизода, упомянутого в самом начале повествования, в предисловии: 23 июля 1492 года Иннокентий VIII, прозванный истинным папой за внушительное потомство, рожденное от него самыми разными женщинами, впадает в предсмертную кому.
Нельзя не отметить, что с тех пор, как умер Каликст III (а это было тридцать пять лет назад), избрание всех последующих пап проходило под самым пристальным присмотром Родриго Борджиа, чье умение просчитывать ходы и передергивать карты делало его все более незаменимым на посту вице-канцлера. Его креатурами были и Пий II, и Павел II, и Сикст IV, и помянутый Иннокентий; теперь кардинал решил, что настало время посадить на святой престол себя самого. Тогда не придется разыгрывать роль щедрого дядюшки, приходящего вечером и уходящего на рассвете: понтифику плевать на сплетни, которые непременно появятся, как только станет широко известно о его детях и метрессе. Но семья должна быть подготовлена, пора рассказать потомству правду.
Даже
