«Блаженны нищие духом…» И в свете этого на второй, на третий план отступает вопрос, а подлинны ли они, эти древние доски… Потому что подлинно то, что безмерно больше – Его Евангелие и Ее материнство…
«При Кресте Иисуса стояли Мать Его и сестра Матери…», – так в Евангелии от Иоанна описывается тот момент, когда уже на Голгофе, буквально за несколько мгновений до Своей смерти Иисус из Назарета, «увидев Мать и ученика, тут стоящего, которого любил», сказал Своей Матери: «Жено, се сын Твой», – а потом ученику: «Се Матерь твоя» (19: 25–27). Умирая, Он думает о том, чтó будет с Матерью.
«А туда, где молча Мать стояла»… Так напишет потом, в тридцатые годы XX века, в годы ГУЛага и расстрельных статей, об этом Анна Ахматова. Всего лишь одной стихотворной строчкой она нарисует образ, напоминающий по степени своей близости к евангельскому повествованию «Пьету», или «Оплакивание Христа», – скульптурную группу, которую изваял Микеланджело Буонарроти для собора Святого Петра в Риме.
«А туда, где молча Мать стояла»… Билась и рыдала Мария Магдалина, окаменел от горя любимый ученик – евангелист Иоанн, а Она… просто молча стояла у Креста. В одном слове сказано всё: «молча», как только мать может стоять рядом с умирающим сыном.
Stabat Mater dolorosa juxta Crucem, – «Мать скорбящая стояла при Кресте»… Этими словами начинается средневековый латинский гимн, обращенный к Той, кого христиане назвали Пречистой и Преблагословенной Приснодевой, Всепетой Матерью, Невестой Неневестной и Богоматерью.
Средневековый поэт, как потом это же сделает Анна Ахматова, практически ничего не прибавил к Евангелию, он только подчеркнул самое главное: Она просто стояла у Креста, Она была рядом до последнего мгновения. Была рядом. И тогда, посмотрев на Мать, Ее умирающий Сын сказал, глазами указывая на ученика: «Жено, се сын Твой». Он не просто позаботился о Матери, Он (не случайно Евангелие не называет этого ученика по имени, но только подчеркивает, что он был любимым!) ясно сказал и Ей и всем нам, каждому и каждой, что теперь Она будет Матерью уже не только Ему одному, но и каждому из тех, кто хочет быть Его учеником. Так началось Ее всемирное материнство.
Базилика называется «Большей» (Мaggiore), потому что действительно среди храмов Рима, посвященных Богоматери, она больше всех. Когда Стендаль пишет о том, что изнутри она похожа на салон, он, увы, прав. Снаружи она тоже мало похожа на храм – скорее, на какое-то роскошное палаццо или замок… И только если взглянуть на базилику сверху, можно понять ее тайну. Древняя базилика сохранилась внутри позднейших дополнений, но и изнутри ее увидеть нельзя, потому что древние стены и потолки ее интерьера полностью закрыты ренессансным декором. Увидеть можно только крышу древней церкви, если пролететь над нею на воздушном шаре, а видимой для всякого от базилики прежних времен осталась лишь ее колокольня – одна из лучших в Риме.
Вся же базилика Santa Maria Maggiore сохранилась словно прекрасная древняя икона в серебряном
