был простым крестьянином из деревни Бинагади, что неподалеку от Баку. Он владел клочком скудной, засушливой земли в пустыне и возделывал ее до тех пор, пока во время рядового, небольшого землетрясения на его участке вдруг не открылась трещина и из трещины этой не хлынул поток нефти. Отныне Зейнал-аге не требовались ни ум, ни сноровка. Золото само потекло ему в руки. Он раздавал золото великодушно и даже расточительно, однако оно только прибывало и обрушивалось на бывшего крестьянина тяжким бременем, пока совершенно его не измучило. Рано или поздно за такой удачей не могла не последовать расплата, и Зейнал-ага стал жить в ожидании подобного возмездия, словно приговоренный в ожидании казни. Он строил мечети, больницы, тюрьмы. Совершил паломничество в Мекку и основывал детские приюты. Но несчастье не обмануть и не подкупить. Его восемнадцатилетняя жена, с которой он вступил в брак семидесятилетним, навлекла позор на его имя. Он восстановил свою честь, как положено по обычаю, жестоко и неумолимо, и после этого преисполнился невыразимой усталости. Семья его распалась, один сын покинул его, другой покрыл его главу несмываемым позором, совершив грех самоубийства.
Отныне он жил в своем бакинском дворце из сорока покоев – седой, печальный, согбенный. Ильяс-бек, единственный оставшийся у него сын, был нашим однокашником, и потому бал по случаю окончания гимназии устроили у Зейнал-аги, в самом большом зале его дома, под гигантским потолком из матового горного хрусталя.
В восемь часов я поднимался по широкой мраморной лестнице. Наверху гостей встречал Ильяс-бек. Как и я, он был облачен в черкесский костюм с изящным, тонким кинжалом на поясе. Как и я, он не снимал каракулевой папахи, ведь отныне и мы имели право не обнажать головы.
– Селям-алейкум, Ильяс-бек! – воскликнул я, дотронувшись правой рукой до шапки.
Мы поприветствовали друг друга по старинному местному обычаю: правой рукой я пожал его правую руку, а левой – его левую.
– Сегодня закрывают лепрозорий, – прошептал мне Ильяс-бек.
Я довольно кивнул.
Историю с лепрозорием втайне выдумал наш класс. Русские учителя, даже если они много лет преподавали в нашем городе, не имели о местной жизни ни малейшего представления. Поэтому мы убедили их, что поблизости от Баку якобы располагается лепрозорий. Когда кто-нибудь из нас хотел прогулять уроки, наш староста являлся к классному наставнику и, стуча зубами от страха, объявлял, что несколько больных сбежали из лепрозория в город. Их якобы разыскивает полиция. Предположительно, они-де скрываются именно в том квартале, где живут такие-то и такие-то. Классный наставник, побледнев, освобождал «таких-то» и «таких-то» от занятий вплоть до задержания больных. Отпуск мог длиться неделю или дольше, смотря по обстоятельствам. Никому из учителей так и не пришло в голову справиться в санитарном управлении, действительно ли поблизости от города существует лепрозорий. Учителя явно полагали, что в нашем диком, зловещем краю каких только ужасов не сыскать. Однако сегодня должно было состояться торжественное закрытие лепрозория.
Я вошел в уже переполненный зал. В углу, окруженный учителями, с важным видом
