пошла в гору. Подъем был длинный, ровный, скучный. Ни одного деревца, за которым можно было бы спрятаться, ни одной тени. После десятиминутного подъема последовал спуск – такой же длинный и нудный, как подъем. Ногу с педали тормоза снимать было нельзя – понесет.
Мослаков ощущал, что не только снаружи, но и внутри становится жарко: с нами всегда происходит нечто подобное, когда мы подъезжаем к родным местам.
Впрочем, до родных мест Мослакова было еще далеко – километров сто.
Перед тем как попасть в родные пенаты капитан-лейтенанта, они еще сумеют омыть свои чресла в тихом Дону. Невольная улыбка расплылась по лицу Мослакова.
В конце пологого спуска поблескивала своими небольшими неподвижными омутцами речушка, через речушку был перекинут неширокий деревянный мост – две машины на нем разъехаться не могли. Запас имелся только в длину, на случай половодья, когда вода делается бешеной, залезает даже на закраины оврагов и макушки бугров. За мостом в жаре затихла сонная деревня. От крыш домов поднималось струистое дыхание.
– Не твоя ли это деревня, Паш? – спросил мичман.
– Нет. Но скоро будет моя.
Мост был перекрыт: стоял кран с опущенной стрелой – впрочем, стрела была опущена с заделом, рафик во всяком случае, мог проскочить под ней. Рядом с автокраном, прочно впаявшись ногами в дорогу, стояли три дюжих молодца и с нескрываемым интересом смотрели на приближающуюся машину.
– Приготовься, дядя Ваня, – предупредил Мослаков мичмана. – На всякий случай.
– Я готов, Пашок, – тихо отозвался тот. – Как ты думаешь, что это?
– Обыкновенный деревенский рэкет. Суверенитета малость хлебнули людишки и отравились.
– Что, драка будет?
– Не знаю. Знаю одно, дядя Ваня, – будем прорываться.
Рафик мягко подкатил к «крестьянской заставе».
Мослаков мельком глянул на лица трех разбойников и будто бы сфотографировал их – в мозгу они теперь будут сидеть прочно, на любой очной ставке даже через два года он узнает их. Самый опасный и самый приметный из тройки – тот, что, засунув руки в карманы дешевеньких спортивных штанов, украшенных лампасами, стоял посредине: рыжий, с блестящими зубами из нержавейки, с потным маленьким носиком и угрюмыми, неопределенного цвета глазами, плотно, как два штыря, всаженными в череп. Те, что стояли по бокам от рыжего, особой опасности не представляли. Это были подмастерья.
Рыжий тем временем совершил некое театральное действие, которое незамедлительно произвели и оба его напарника: вытащил из карманов руки и шагнул в сторону. Позади него оказался огромный, будто столб, врытый в землю, лом. Рыжий стоял, прислонившись к нему спиной, как к столбу.
Хоть и не был рыжий гигантом, но справился он с ломом легко – играючи, будто щепку, выдернул его и всадил в землю перед собой. Картинно оперся на лом.
Потом положил на него один кулак, сверху пристроил другой, а еще выше водрузил свой
