а Зарина визуазили… визуаризи… визуалиризилири… короче, представляет, а кого – читатель узнает в конце главы
– Рано рождённая вышла из тьмы розопёрстая Эос, лучи свои над ОАЭ простирая…
Чей-то медовый тенор, сопровождаемый треньканьем балалайки, разбудил Госпожу, и та, с трудом разлепив глаза, какое-то время блуждала по потолку бессмысленным взором, не сразу вспомнив, что этой ночью прилетела в Дубай, однако ослепительный луч, нагло втиснувшийся в щель между двумя глухими полотнами штор, являлся самым настоящим дубайским солнечным лучом, в этом не было никаких сомнений. Госпожа прислушалась: звук доносился с улицы.
– …Глаза свои, аквамариновый цвет, Зарина-богиня раскрыла, – продолжал голос, – ложе своё покидая и взор обращая к низу…
Ошеломлённая Зарина вскочила с постели и, как была – растрёпанная, в коротенькой кружевной ночнушке, – выбежала на балкон. В отбрасываемой им тени, на зелёной лужайке, поросшей мелкими цветами, восседал прекрасный юноша в белоснежной тоге с золотой кифарой в руках.
– Но что за блеск я вижу на балконе? – воскликнул он, мгновенно вскочив на ноги и воздевая руки к Госпоже. – Стань у окна, убей соседством Эос, она и так от зависти больна!
– Ты? Что за… Что за нафиг? – возмутилась Зарина, узнав в белозубом трубадуре юношу, выносившего на сцену картину Басюново-Пялькина. – Кто показал тебе сюда дорогу?
– Твой взгляд опасней двадцати кинжалов, взгляни с балкона дружелюбней вниз! У брега шёлкового, где белеет «Парус», зовут тебя стилист и визажист!
– На берег? В такую рань? – проговорила в недоумении Госпожа, оглядываясь на часы в комнате. – Нет и восьми часов!
– Глаза Богини озаряют мир вперёд мелодий птах небесных, – юноша изобразил на струнах кифары финальный аккорд, – прощай!
– Сто тысяч раз прощай! – отвечала Зарина, зевая. – Шёл бы ты подальше, спать не дадут…
– Сто тысяч! – воскликнул юноша. – Совсем другой разговор!
И побежал к балкончику Зинаиды Михайловны.
Между тем Госпожа сменила ночную рубашку на пляжное хлопковое платье и побрела в направлении отеля «Парус». Было восемь утра, воздух ещё дышал свежестью и негой, а визажист уже колдовала над клюющей носом Любаней, стилист сортировала наряды по темам, давая Эксперту по трём «Э», тщедушному мужчине средних лет, подержать то одну вешалку, то другую, а то и две сразу, отчего он гнулся к земле и пытался опереться на Стефаниду Потомственную, восседавшую на песке в позе Будды. Фотограф прицеливалась к ракурсам: солнце благосклонно смотрело в объектив, давая правильный мягкий свет, кардиолог разливал кофе по фарфоровым чашечкам. Показалась Рындина. Всё в том же вечернем платье и с короной на голове, она, приблизившись к месту съёмок, капризно скривила губы и, к радости Госпожи, объявила, что как только откроются магазины, уедет на шопинг, поскольку, кроме надетого вечернего платья, у неё с собой ничего нет.
Лайф-коуч,
