язык еле ворочался, а из зеркальца на меня глядела не цветущая женщина двадцати девяти лет, которая вчера садилась в поезд, а какая-то бледно-зеленая кикимора с всклокоченными волосами.
А за окошком уже мелькали знакомые пригороды Тарасова! Еще каких-нибудь десять-пятнадцать минут – и я предстану перед Полиной. И та, конечно же, сразу вычислит причину моего плачевного состояния… Боже мой, мне было страшно даже подумать о том, что сестрица мне скажет! Тут уже «бестолковой Ольгой» не обойдется…
На мое счастье, мужчины не спешили обратно в купе, так что я успела хоть немного привести себя в порядок. Разумеется, о том, чтоб полноценно накраситься, как это вчера проделала Ася у меня на глазах, не могло быть и речи: руки «слушались» меня так, что я сейчас, пожалуй, не смогла бы и слово «мама» написать – даже при условии полной неподвижности всего купе. Поэтому я только припудрилась, подкрасила губы и кое-как нанесла тени на глаза, чтобы скрыть отеки.
Попутчица, уже покончившая со сборами и даже повязанная своим экстравагантным шарфом, примолкла и задумчиво смотрела в окно. По-видимому, мысли ее летели далеко впереди поезда, приближающегося к станции назначения. Я спросила – просто чтобы нарушить молчание, – не объявлялся ли еще раз ее Роман, но женщина только отрицательно покачала головой и махнула рукой, давая понять, что не хочет говорить об этом. Мне даже показалось, она жалеет о том, что вчера разоткровенничалась с посторонним человеком.
Эта неожиданная холодность Айседоры за несколько минут до расставания слегка обескуражила меня, поэтому я не рискнула предложить ей обменяться адресами и телефонами, хотя желание такое было. А впрочем… Что это я? Не для того люди в дороге открывают душу случайным попутчикам, чтобы после продолжать знакомство с теми, кто знает их тайны. Психологу пора бы это знать!
Дрюня с «Менделеевым» появились в тот момент, когда за окном купе поплыл перрон вокзала с рассеянной по нему толпой встречающих, и коридор наполнился пассажирами и вещами.
– А-а, моя нехорошая сестренка!
Старостин, тоже немного опухший, глянул на меня хмуро, но ухмыльнулся вполне беззлобно.
– Жива? Я думал, ты меня вчера доконаешь, в натуре!
– Да ладно тебе, Андрей, – смущенно улыбнулся Дмитрий Иванович. – С кем не бывает! Кто плохое помянет, тому… Ну, сам знаешь.
– Да разве я поминаю? Я так… Наоборот: стараюсь поскорее забыть вчерашний вечерок, как визит в налоговую. Но когда ты, сестренка, за всю мою доброту лягнула меня в туалете своим «копытом» на платформе… Все, думаю, атас! Сейчас утоплю как кутенка, и все дела. В натуре!
Бесхитростный представитель «малого и среднего» заржал, запрокинув голову. Я искренне мечтала провалиться сквозь пол купе – хотя бы и под колеса поезда, неважно. Все равно он уже стоит!
– Вот тогда ты маленько кофточку и замочила, пришлось ее снять. Не укладывать же было тебя в мокром! Хм… Ладно, братцы-кролики, вот мы и дома.
Парень потуже затянул пояс плаща и взял с полки
