Почему же так больно? Словно я попала асфальтоукладывающий каток, а не мирно отмечала свой День Рождения в клубе. Да уж! Никогда не ходила по таким местам, так не стоило и начинать. А сейчас еще нужно встать на работу, иначе мама сама отправится меня будить. Она ни слова не скажет о ночной гулянке, промолчит, что никогда не позволяла себе подобного, и, скорее всего, грустно вздохнет, что не может дать мне другого будущего, престижного института, безбашенной молодости, вороха различных нарядов. Вместо этого я должна заботиться о семье, хотя, на мамин взгляд, мне пора уже подумать о своей. Но могла ли я бросить родных на произвол судьбы, отлично зная, как плачет ночами мама от безысходности, зная, что они скандалят с отцом из-за вечной нехватки денег, из-за того, что ему приходится вспахивать на нескольких работах? Он винит маму еще и потому, что именно она хотела второго ребенка, в том, что малыш родился с пороком сердца, а врачи не увидели этого вовремя. Утром я обнимала ее и говорила, что ничего, все лечится, и Ваня обязательно выздоровеет.
Я продолжаю лежать и все еще жду, когда прозвенит будильник. На завтрак меня как всегда ждет овсянка. И не потому, что это полезно, хоть мама в который раз заверит меня в этом. Просто овсянка одна из самых дешевых круп, а нам как никогда нужно экономить, после того как она потеряла работу. Хотя экономить нам нужно всегда. Чтобы хоть как-нибудь сводить концы с концами, чтобы накопить на вожделенную и так жизненно необходимую Ване операцию. А ведь время стремительно утекает, и мы можем не успеть, мой брат просто может не дожить до того, как получится накопить нужную сумму. И накопим ли мы ее с этими вечными долгами?! А ведь и цена на саму операцию может возрасти. Эта мысль приводит меня в отчаяние, хоть я и понимаю, что нужно стараться об этом не думать. Мы найдем деньги, мама обязательно устроится куда-нибудь работать, да и я что-нибудь придумаю.
Слишком свежи были в памяти воспоминания о последнем приступе. Бледный, весь в поту, шестилетний Ваня, вцепившийся ледяной рукой в мою и пытающийся нормально дышать и унять слезы. Его голос звучал совсем тихо, когда он спрашивал меня, умрет ли он. В его возрасте дети не должны думать о смерти, не то чтобы так близко к ней подступать. В его возрасте дети должны веселиться, бегать целыми днями на улице, играть в мяч, кататься на горке, а не тихо смотреть на все из окна, прекрасно зная в свои шесть лет, что обычная жизнь – запретный плод. Подобная активность попросту убьёт его. Только операция подарит ему нормальную жизнь. Я отлично понимала, что кроме членов семьи маленькому Ване надеяться не на кого.
Мы обращались уже в благотворительный фонд, только толку от этого не было, лишь одни проблемы. Нет, деньги собрали, но вот только один из организаторов этого фонда попросту удрал с ними куда-то за границу, поэтому оставалось надеяться только на себя.
Время шло, но будить меня никто не торопился, ни мама, ни Ваня, который сейчас не ходил в детский сад, пока она была дома. Ни к чему тратить деньги на садик, пока она не найдет работу. Быть может, мои родные уже решили, что я давно встала и ушла? Что ж, пора
