Дэвид, пригнув голову, нырнул под низкие ветви дерева и, опершись на ствол рукой, встал рядом со мной.
– Что-то не так? – спросил он.
– Почему вы спрашиваете?
– Вы выглядите встревоженной. И очень бледной.
– Я всегда бледная.
– И встревоженная?
– Я не говорила этого.
– Что-то… случилось вчера?
– Что вы имеете в виду?
– Просто я заметил, с какой неохотой вы говорили на эту тему.
– Ничего не случилось…
Мне хотелось уйти, но его рука была как раз над моим плечом, и мне пришлось бы пролезать под ней. Дэвид склонил голову набок и посмотрел на меня немного искоса, и под этим уже знакомым мне проницательным взглядом мои лицо и шея стали заливаться краской.
– Вы как-то сказали мне, – мягко проговорил он, – что когда вы лжете, то краснеете. Что-то все-таки не так…
– Нет. Все в порядке…
– Если бы вы захотели сказать мне, вы бы сказали, не так ли? Вероятно, я смог бы помочь.
Я подумала о девушке в Лондоне и о Гибсоне… И о себе, и страхи снова наводнили душу.
– Никто не может помочь. Никто ничего не может сделать.
Он не стал настаивать. Мы вышли на солнце, и я вдруг поняла, как замерзла. Мое тело покрылось гусиной кожей. Я села на теплый плед и стала пить кофе, а Дэвид дал мне сигарету, чтобы отгонять мошек. Через некоторое время я опустила голову на плед и растянулась под солнцем. Я чувствовала себя уставшей, а вино подействовало на меня усыпляюще. Я закрыла глаза, слушая шум реки, и вдруг заснула.
Проснулась я где-то через час. Дэвид лежал примерно в ярде от меня, опираясь на локоть и читая газету. Я потянулась и зевнула, и он поднял глаза.
– Это случилось уже во второй раз, – сказала я.
– Что именно?
– Я проснулась и увидела вас.
– Я все равно уже собирался будить вас. Пора отвезти вас домой.
– Сколько сейчас времени?
– Половина четвертого.
Я сонно уставилась на него, а потом спросила:
– Вы зайдете в Элви на чай? Бабушка была бы вам очень рада.
– Я бы зашел, но мне нужно съездить проведать одного старика, который живет в богом забытой глуши, буквально на краю света. Время от времени он начинает тревожиться относительно своего завещания, и тогда я еду и успокаиваю его.
– Это похоже на шотландскую погоду, правда?
– Что вы имеете в виду?
– Одну неделю вы в Нью-Йорке занимаетесь бог знает чем. На следующей отправляетесь в какую-нибудь глухомань, чтобы успокоить взбалмошного старика. Вам, вообще, нравится быть провинциальным юристом?
– Да, по правде сказать, нравится.
– Вы так вписываетесь во все это… Будто провели здесь всю свою жизнь. И ваш дом, и все это…
