ты мог огорчить меня, глупый? Гуляй, пока гуляется. Ешь, пока естся, спи, пока спится. Как поживает твой друг?
– У него всё хорошо.
– Слышала, он доволен работой у Арслана?
– Более чем, – Дамир улыбнулся.
– Вот и славно, а теперь бросай это женское занятие и иди в дом. Мать извелась, не успел приехать, как след простыл.
– Да мне не сложно помочь.
– Не сложно, верю, только ты ягоду давишь, одни лепёшки оставляешь. Я, по-твоему, компот из этих ошмётков черешни варить стану?
– Не всё ли равно? – засмеялся Дамир. Компот из черешни и есть компот из черешни, неважно, насколько неаккуратно выдавлена косточка из ягоды.
– Много ты понимаешь, – в ответ засмеялась эби, по-доброму обнимая внука.
Дамир замер. Почему люди не живут сто, двести лет, как же он хотел столько лет жизни своей бабушке. Он не представлял, что этот мир может существовать без неё. Что Земля может вертеться вокруг своей оси, времена года сменяться, солнце садиться и вставать, и всё это без эби… Нет. Его бабушка обязана жить вечно. По крайней мере, до тех пор, пока жив он.
Глава 6
Дамир. Прошлое. Поволжье
Дом встретил детскими криками. Со всего маха в Дамира врезалась десятилетняя сестра Алсу, мгновенно отскочив от него. За время, которое Дамир жил не дома, девочка отвыкла от него и, естественно, чуралась чужого человека, тем паче мужчину. Следом на неё налетел девятилетний Назар, они сцепились в ожесточённой хватке, а вокруг с громкими воплями носился Динар, четырёх лет от роду. Когда Дамир уезжал, Динар был пухлощёким, забавным карапузом, а сейчас имел на всё своё мнение, лихо разъезжал по двору на велосипеде или детском электромобиле и хмурил светлые брови, если что-то, по его мнению, шло не так.
Их у матери было пятеро, Дамир почему-то надеялся, что родители остановятся на этом. Хотя мать совсем ещё молодая женщина, ей всего-то сорок пять лет. Высокая, худощавая, с пышными, рыжеватыми волосами ниже пояса, простым, но в то же время строгим лицом, она производила впечатление красивой женщины. Не яркой, сочной, манящей, а той, рядом с которой хочется замереть, слушать, вникать и, даже возражая, не повышать голос.
Детские крики переросли в многоголосый фальцет, а позже в визги, кто-то кого-то пришиб или был в процессе.
– Так! – из прохода в кухню появилась мать.
Замира была одета в простое домашнее платье по колено, приталенное, из тонкой ткани. Стояла жара. Волосы она убрала наверх и заколола, коса, обёрнутая несколько раз вокруг головы, держалась крепко. Сдёрнутая косынка Тиси, которую надевала на голову, суетясь на кухне, и дочерей приучала к этому, цветной тряпкой болталась в руках матери.
Хиджаб в семье Файзулиных женщины не носили. Никогда. Ни по каким праздникам, ни в какие люди. Отец был не более верующим мусульманином, чем его православные соседи, что русские, что крещёные татары, выпивающие во время Великого поста, а потом заглатывающие шашлыки
