А как выпустят, то сразу беги к Бережной. Конечно, тебя вряд ли отпустят, если против тебя что-то есть… Что у них против тебя может быть?
Марфина пожала плечами. Не хотелось ни говорить об этом, ни думать; хотелось только одного – скорее бы все нормализовалось, чтобы можно было вернуться домой и смыть с себя все это.
Женщина наклонилась и заглянула ей в глаза.
– Ладно, ложись спи – третий час ночи поди, а будят здесь рано. Завтрак только в восемь приносят, так что время поговорить у нас еще будет. А вообще: добро пожаловать в другую реальность, в иную жизнь, где все не такое, как ты знала в прошлом. Здесь тебя от сладкого воротит, а там шоколадка в радость будет, да и ту разделить придется.
Нина легла на жесткий матрас, накрылась колючим одеялом; в камере было не холодно, но очень душно, и от этого выступил пот на лбу. А, может, и не от духоты, а от того, что не давала спать одна противная и мерзкая мысль, что, может, и права эта женщина со странным прозвищем Дин Рид: теперь придется жить в другом мире – душном и страшном.
Она стала вспоминать весь вчерашний вечер, разговор с Леней, как взяла ключи и папку с документами, села в машину, включила навигатор и отправилась в неизвестный ей ресторанчик, злясь от того, что вечер уже потерян, потому что придется ждать, когда освободится генеральный директор, чтобы потом везти его домой и сдавать на руки Жанне…
Она ехала по узкой грунтовке сквозь небольшой темный лес, который обогнули новостройки. На лобовое стекло падали раскрывшиеся от жарких дней сосновые шишки, и они же хрустели под колесами автомобиля. Наконец за деревьями появился свет, стеклянные стены пустой ресторанной веранды, на площадке стоял человек и, закинув голову вверх, смотрел на бледные звезды. Это был Марушкин. Когда «Мерседес» остановился рядом с ним, он опустил голову, обернулся к Нине и широко улыбнулся.
– Неохота уходить отсюда, – произнес Леня, – здесь так тихо. Документы не потребовались, и так все решили. Большое дело начинаем: скоро вся земля здесь моей будет… Только все это суета сует…
Он открыл дверь автомобиля, наклонился, чтобы сесть в салон, но, очевидно, передумав, выпрямился…
– Здесь останусь… Хорошо тут, воздух свежий и никакой духоты. Потому что я и сам теперь воздух…
Марушкин улыбнулся и начал отдаляться, шагая беззвучно и плавно в сторону ресторанчика. Он бледнел, гас и, не доходя темной стеклянной стены, растворился в ярком электрическом свете…
Разбудили их в семь утра и по одной выводили в туалет. Вода в умывальнике была холодной и едко пахла хлоркой. В восемь принесли завтрак, от которого девчонки отказались. Увидев тарелку с пшенной кашей, смоченной подсолнечным маслом, они сморщились. Дин Рид умяла их порции и два вареных яйца, которые девчонки тоже не стали есть. Марфина свой завтрак кое-как осилила, потому что в последний раз едва перекусила накануне во время обеденного перерыва. Но тогда она взяла в кафе салат-коктейль с креветками, чашку кофе и круассан. Это произошло очень
