старшей школы было выстроено в форме буквы Т: бесконечный коридор с гуманитарными классами пересекался с коридором покороче, где все классы были предназначены для естественно-научных или математических занятий. На переменах в коридорах творилась толкотня – достигнув перекрестка, толпы учеников врезались друг в друга. Такой разброд был привычным делом, подростковым хаосом, который я позже буду вспоминать с теплотой.
Раз за разом терпя неудачу в поисках Дейрдре, я возвращалась к своему устоявшемуся моциону – прогулке по коридорам вместе с Мари и Кассандрой. Мы были знакомы с первого класса – трио восьмилеток, которых свели вместе любопытство и судьба. И жизнь наша тогда была совсем другой: мы зажигали бенгальские огни, рисовали «классики» на площадках, унизывали запястья виниловыми браслетиками. Мы собирали волосы в хвостики, перетягивая их резинками с разноцветными бусинами – маленькими драгоценностями, которыми мы обменивались друг с другом, а кожу нашу украшали загар и ссадины. Мы были детьми. Мы были девчонками.
Когда мы гуляли по школьным коридорам, я всегда шла между Кассандрой и Мари. Я издавна была середнячком, мостиком между небом и землей, которые являли собой мои подружки. Мари была сама невинность, самая младшая из нас – как внешне, так и по повадкам. В пятнадцать лет она все еще носила челку, по-детски обрезанную «под горшок», все еще была по-девчачьи застенчива. Она казалась хрупкой крохой в сравнении с Кассандрой, которую уже влекли риск, приключения, секс. Мари носила глухие свитеры и заплетала косички, Кассандра предпочитала пуловеры с глубоким вырезом, красила губы блеском, а волосы ее свободно струились вдоль спины.
Мне нравилось, какой я становилась рядом с Кассандрой – более смелой, более дерзкой. Тем летом мы с ней ездили купаться на озеро и, едва оказавшись на берегу, сразу же прыгнули в него с разбега, а затем, насквозь мокрые, разлеглись загорать на камнях. Выставили себя напоказ. Кучка парней на пляже глазели на нас, и если меня их внимание обжигало, то Кассандра будто бы вовсе их не замечала. Это вызывало у меня зависть – возможно, я завидовала ей во всем. В розовом бикини и с влажными волосами, разметавшимися по камням, она выглядела как русалка. Я коснулась ее плеча – оно было горячим и холодным, сухим и мокрым – множество противоположных ощущений разом.
– У меня от тебя мурашки, – сказала она, стряхнув мои пальцы. Она перевернулась, и моему взору открылись отметины у нее на пояснице. В этом месте располагались предсказания о любви. – Я есть хочу, – добавила она и посмотрела на меня в упор. – Селеста. А ты разве не хочешь?
Вместо ответа я лишь прищурилась на солнце. Я отличалась от Кассандры; я была не из тех, кто заявляет о своих желаниях и ждет, что окружающие их исполнят. Хотя, возможно, пора было попробовать такой стать. Но теперь рядом с Кассандрой я могла признаться, что чего-то хочу – есть, развлекаться или – в последнее время все чаще – оказаться в пагубном мире парней, их пота, их неуемности, их возмутительно бесконтрольного поведения. Я хотела всего этого, пусть даже и не решалась заявить о своих желаниях.
