всегда скрывала досаду. Как только девочкам исполнялось по шесть месяцев, она поручала заботу о них няням – милейшим девушкам, обожающим детей и домашних питомцев. Рут специально выбирала ласковых, полненьких и не слишком красивых. Они не были искушением для Адама, зато дочки их обожали.
Работа стала для нее усладой, буквально второй семьей – в отличие от домочадцев она требовала больше времени и сил, реже прощала ошибки, но Рут самоотверженно окунулась в нее с головой. Она была на телефоне двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю, даже в обед, летала на съемки по выходным, чтобы уладить спорные ситуации, – ей все время было стыдно за свою усталость, но такова работа. В “Морраб филмз” Рут всегда старалась быть на связи, чтобы обсуждать идеи, решать спорные вопросы и улаживать конфликты. До этого она ни разу не отвлекалась так надолго. Последние четыре дня были полностью посвящены исследованию суррогатного материнства, а три новых черновых сценария, которые требуют срочного рассмотрения, так и лежат нетронутыми на столе в ее кабинете. Она обязательно за них примется, как только будет время, но сейчас не до того – нужно позаботиться о Лорен.
Взяв в руки телефон, Рут четко расставила приоритеты. Лорен ответила не сразу. В трубке послышался сонный голос, и материнское сердце сжалось.
– Ты поговорила с Дэном? Мне нужно знать, отменять запись в клинике или нет.
– Ой, мам, прости. Он поздно вернулся, и мы полночи это все обмусоливали.
– И что решили? – спросила Рут, стараясь унять дрожь в голосе.
– Он согласился, так что мы придем. Но только чтобы обсудить возможности.
Рут встала и выглянула в окно, выходящее на сад. Ей показалось, что все чувства вдруг разом обострились. Этот день она запомнит на всю жизнь: свет утреннего солнца струится сквозь панорамные окна; красные ягоды кизила блестят, будто свежая кровь; соседская трехцветная кошка притаилась на заборе, наблюдая за белками, балансирующими на яблоне, всего в одном прыжке от нее.
– Мам, ты тут?
– Да-да. Милая, я так рада, что ты смогла его убедить. Клиника на станции Юстон, сейчас отправлю адрес.
Клиника Маринелла представляла собой причудливую смесь частного медицинского учреждения и трехзвездочного отеля: на стенах висели репродукции Джека Веттриано, а многочисленные объявления предлагали отведать капучино с булочками. Но Рут заметила, что все вокруг немного потрепанное: на столиках старые помятые журналы, из-под оранжевой обивки стульев торчит черный поролон, а запах пыли и плесени едва ли замаскируешь резким цветочным ароматом. Бронзовые хризантемы на гранитном пьедестале давно увяли, и сморщенные лепестки, будто мертвые насекомые, облепили розовый камень. Клиника находилась возле Харли-стрит – на окраине, подальше от людных мест – и не бросалась в глаза. Рут ужасно расстроилась, но тут же приободрилась: зато здесь могут быть более гибкие условия, и им наверняка пойдут навстречу. В коридоре пухленькая секретарша с длинными голубыми ногтями,
