нам сочувствовали. Пробившись на стадион, «просачивались», рассредотачивались, старались стать невидимыми.
Многому научил меня Толя: обращать внимание на красивые женские ноги, аккуратно одеваться, хорошо писать. Я старался. Хотя в математике тянул всего на тройку-четверку, в гуманитарном отношении был подкован: именно в пятом классе впервые прочитал «Войну и мир», правда, опуская философские рассуждения.
В каникулы Надежда отправила меня к маме Тамаре в Пахру. Добираться было сложно. От Калужской площади ходил старенький автобус, но от автобуса километров десять надо было топать пешком. Однако это были сущие пустяки по сравнению с расстоянием от Пахры до Подольска: здесь надо было пройти восемнадцать километров. А ходили деревенские ребята в Подольск продавать цветы, которых в полях, окружавших Пахру, было невероятно много. Полно было ягод и грибов. Все собранное несли в Подольск: только там на рынке можно было продать. Продавали за копейки, но на хлеб зарабатывали, а есть все время хотелось. После удачного «базарного дня» с удовольствием уминали хлеб иногда с грачиным супчиком. Не сочтите извергом, но грачиные гнезда разоряли вместе с братом Геной. Местные, пахорские, у которых было хозяйство, иногда предлагали накормить картошкой с салом, только чтобы гнезд не трогали. Случалось это крайне редко, а есть хотелось каждый день.
Я уже говорил, что мать Тамара была бедна как церковная крыса. Не было у нее никакой опоры, кроме крошечной сберкассовской зарплаты. За многочасовую работу получала так же мало, как и мама Надя за сестринский труд. Всегда, всегда у нас в стране тот, кто больше трудится, тот и больше обижен. А потому счастьем было, когда однажды с Геной нашли в кустах потерянное гусыней яйцо. Оно было большое и сытное. Поесть хорошего супа удавалось и после удачной рыбалки. Рыбу ловили на хлебный мякиш, смешанный с сухой борной кислотой. Рыба травилась борной и тут же всплывала кверху брюхом.
Хотя летом и крутился возле реки, плавать по-настоящему не научился. Пахорские ребята поддразнивали. А еще смеялись надо мной, что плохо ходил босым: ботинки не носили, берегли к школе. У меня сильное плоскостопие, и я до сих пор хожу босиком с трудом.
В октябре сорок четвертого – был еще в четвертом классе – случилась беда: кто-то положил глаз на нашу с Надеждой одиннадцатиметровку. Маму Надю вызвали в милицию, отобрали паспорт и карточки, сказали, чтобы немедленно готовилась к высылке в Новосибирскую область. Почему, за что, конечно, никто не объяснял. Мать со слезами вернулась домой, а вечером пошла к соседу – Николаю Николаевичу Розанову, который служил в МУРе – московском уголовном розыске. Розанов велел никуда не выходить из дома, позвонить на работу, сказаться больной, а меня назавтра же отправил в приемную Калинина, что находилась наискосок от библиотеки Ленина. Калинин был председателем Верховного
