все, что они скажут или сделают, по возвращении будет поставлено мне в упрек. И остановить это невозможно, ему нужно всем наговорить гадостей и испортить настроение. Он портит мне все удовольствие. Я стала избегать видеться со своими так часто, как мне бы хотелось, и начала сердиться на Сильвэна.
Тифэн вздохнула и проворчала:
– Ты своего счастья не понимаешь! В том, что касается родни, у тебя полный покой!
Эта фраза была сказана без всякого злого умысла, но Летиция застыла на месте, а потом повернула к подруге побледневшее лицо. Та вдруг поняла – слишком поздно – чудовищность того, что только что сморозила.
– Прости! – вскрикнула она. – Прости меня, моя дорогая, прости, прости, прости. Я брякнула, не подумав, я паршивка, меня надо высечь прямо здесь…
Летиция стояла, окаменев, и в ее взгляде перемешались страдание и непонимание…
– Не смотри на меня так! – взмолилась подруга. – Я сказала, не подумав, просто вырвалось, и все…
Летиция была слишком потрясена, чтобы что-то выговорить. Она подошла к раковине, оперлась на нее и повернулась спиной к Тифэн.
Потом тихо, сквозь зубы, проговорила:
– Оставь меня, пожалуйста.
– Прости?
– Забери Максима, и ступайте домой, – повторила Летиция тем же голосом.
Тифэн встала с места и подошла к ней. Оказавшись совсем рядом, она схватила подругу за плечи и мягко развернула к себе. Лицо Летиции было залито слезами.
– Если бы ты знала, как мне их не хватает! – прошептала она сквозь рыдания.
Обомлевшая Тифэн прижала ее к себе, не переставая просить прощения.
– Ты не понимаешь, что такое чувствовать себя совсем одной на целом свете! – всхлипывая, продолжала Летиция. – Без семьи, без поддержки, когда некому тебе помочь, некому разделить с тобой радость, сомнения и все испытания, которые сыплются на тебя. Когда я думаю о родных, сердце мне словно сжимает железный кулак… Они не успели познакомиться с Давидом, не увидели внука… А как бы они их любили!
– Я знаю, я знаю, – повторяла Тифэн, все равно думая, что, если бы родители Летиции были сейчас живы, у них наверняка возникло бы и непонимание, и разногласия, как и в любой семье.
А может, даже больше. Слушая Летицию, Тифэн вовсе не была уверена, что Давид пришелся бы по вкусу ее родителям: побывавший в тюрьме наркоман, занесенный в криминальную картотеку, без профессионального образования, он был далек от того идеального образа, который требовался, чтобы составить счастье в католической супружеской паре. На самом деле чем больше она об этом думала, тем больше убеждалась, что, если бы родители Летиции были живы, они никогда не согласились бы, чтобы Давид хотя бы посмотрел на их дочь.
Допустив оплошность, Тифэн только укрепилась в своем мнении.
– Мы были бы так счастливы, – заключила Летиция, вытирая слезы бумажным платочком, протянутым подругой.
Та задумчиво покачала головой.
