тридцать тысяч рублей. Отдайте мне рапорт – и деньги ваши. Главное, вы сделаете доброе, справедливое дело. Накажете злодеев, спасете вдову и будущего ребенка несчастной жертвы, а кроме того не оставите без куска хлеба шесть тысяч рабочих наших четырех фабрик. При банкротстве фирмы все они окажутся на улице.
Что я могу сказать в свое оправдание?
Что тридцать тысяч равнялись моему тогдашнему жалованью за десять лет? Это не оправдание.
Что мне стало жалко вдову, ее дитя и рабочих? Это неправда.
Правда, увы, некрасива.
В девятьсот седьмом Россия уже четвертый год находилась в тяжелом общественном кризисе, все прежние понятия обесценились, государство шаталось и, казалось, вот-вот развалится. Мы тогда все немного сошли с ума. Я подумал: велика ли важность, что останется недорасследованным дело о смерти какого-то сумасброда, когда по всей стране каждый день убивают чиновников и вешают террористов?
Мне легко было себя убедить в этом, потому что я переживал мучительную личную драму. Жена Ирина, крест всей моей жизни, влюбилась в скрипача Добровицкого. Он был знаменит, талантлив, богат. Каждый день он присылал ей букеты, какие я не мог бы себе позволить и на десятилетний юбилей нашей свадьбы. Я знал, как Ирину мучает скудость средств, отсутствие хорошего рояля, тесная квартира.
Да что там говорить! Слаб человек.
Я отдал рапорт и взял деньги.
Судьба сначала вознаградила меня. Я поразил жену небывалой широтой, я перевез ее на новую квартиру, где сверкал лаком превосходный «стейнвей», и Ирина вновь полюбила меня. У нас сызнова был медовый месяц, и родилась Ленуся, мое маленькое счастье.
Но память о взятке мучила меня. Мысленно я называл тот позорный эпизод «Грехопадением». И когда наш брак с Ириной снова дал трещину, я счел это заслуженной карой.
Вот почему появление Хвощовой в Монако так выбило меня из колеи. Прошлое явилось нежданно, ничего хорошего встреча с ним мне не сулила.
– Почему вы здесь? – спросил я, пытаясь взять себя в руки.
– Я приехала к Монсарту заключать эксклюзивный контракт. У Монсарта в Ницце мастерская. Ах, теперь это неважно!
Я был далек от современного искусства, но знал, что картины Анри Монсарта, новой звезды художественного авангарда, идут нарасхват. Читал я и про то, что Алевтина Романовна, унаследовав собрание покойного мужа, очень обогатила и расширила хвощовскую коллекцию.
– Заключили?
Мне это было все равно, я даже не очень представлял себе, что такое «эксклюзивный контракт», но некое малодушное чувство побуждало меня оттянуть момент, когда Хвощова обрушит на меня какие-то свои новые проблемы и будет требовать, чтобы я ими занимался.
– Да. Теперь Монсарт будет писать картины только для меня. Это большой успех, но мне не до того. Случилось ужасное несчастье! Сегодня в Петербурге похитили мою Дашеньку!
– Кого?
