всех студенток по фамилиям, злит и вызывает чувство протеста.
– Ничего не придумывается, – расстраивается соседка и поворачивается ко мне: – Слушай, Натаха, чего ему от нас надо, а?
– Вот и я не знаю.
– Что вы не знаете, госпожа… э-э-э… Скорость?
Слух у старика отменный, выработанный десятилетиями работы со студентами. И тут меня словно кто-то за язык дёргает:
– Мы высказываем свои мысли, а вы нас унижаете!
– Что? – профессор снимает очки и смотрит на меня с прищуром. – Кто кого унижает?
Разумный человек прислушался бы к грозной интонации преподавателя, насторожился, но только не я. Меня уже несёт по бездорожью, даже не притормаживаю на поворотах, оправдываю, так сказать, фамилию на все сто.
– Ну, не понимаем мы, Игорь Дмитриевич, что вложил в рассказ Шукшин! Не жили в советское время! Мы – другие!
В аудитории наступает мертвая тишина. Кажется, мы даже не дышим. Профессор дёргает себя за черно-седую бороду, жуёт ус, потом начинает разглядывать меня как экспонат на витрине.
– Другие, говоришь? Хм! Мысли, говоришь? Ну-ну! – он неожиданно резко встает с места.
Мы замираем и сжимаемся: чувствуется приближение грозы, даже в воздухе пахнет озоном, хотя на улице ещё только начало марта и снег лежит.
– А что? – я задираю подбородок: отступать некуда, в груди сжимается неприятный комок.
– Это у меня, лингвиста, доктора наук и автора нескольких учебников есть мысли. А у вас…, – заскорузлый палец взлетает вверх, – чушь! Вон из аудитории!
Естественно, меня вызывают в деканат, долго пеняют на невоспитанность и отсутствие уважения к светилу науки, а заканчивается этот дерьмовый день постулатом.
– Учиться, учиться и ещё раз учиться! – заявляет вдруг декан факультета. – Иначе, Скорость, вылетишь из университета к чертям собачьим со скоростью света! Ох! Ну и фамилия!
– Очень мне нужна ваша филология, – злюсь я по дороге домой. – И зачем поперлась в этот вуз?
От конфликта в универе мысли плавно перетекают в другое русло. Домой ноги не несут. Нет, меня не будут ругать: я единственная и ненаглядная дочка и внучка. Мама просто посмотрит глазами обиженного щеночка и вздохнёт. Дедушка уйдёт к себе в кабинет, а бабуля – в кухню. Я почувствую себя полным дерьмом и запрусь в комнате.
Потом в доме запахнет пирогами, и семья соберётся за столом. Но это будет потом, а сначала нужно переварить неприятности, перешагнуть их и начать жизнь заново.
Заново! Сколько иронии в этом слове! Если бы я только знала!
Я топаю по весенним лужам и думаю о своей ближайшей перспективе. Скоро сессия. Зачёт по литературе второй половины двадцатого века мне не светит. Профессор Карпов оторвётся на мне по полной программе, вот только смиренно получать наказание я не стану. А значит… еще глубже провалюсь в конфликтную яму.
На самом деле я ничего не имею против литературы, профессора и университета. Академические
