что-то не очень боюсь».
В гостинице Леонтьеву сообщают, что, возможно, будет высадка союзного десанта (т. е. десанта наших противников). А это значит, что его новый 45-ый казачий полк может участвовать в боях! Леонтьев пишет по этому поводу: «О собственной смерти я совсем не думал; мне было для этого слишком весело, и какой-то непобедимый рассудком инстинкт постоянно говорил мне, что я рано не умру, потому что назначен в жизни что-то еще сделать (что именно, я и сам еще не знал). О собственной смерти я не думал, но я думал о других людях, об раненых…»[95]
«И тогда и долг, и самолюбие, и жажда сильных ощущений – все призывало меня туда, все заставляло меня желать быть при полку. Сколько войска в нашем отряде, будем ли мы сражаться, можно ли дать сраженье в степи перед открытым с сухого пути городом – я этого не знал и не разбирал тогда, не помнил…» – вспоминает Леонтьев о своей военно-полевой юности, будучи уже стариком.
Звук первых разорвавшихся бомб Леонтьев услышал еще в гостинице, пока пил свой кофе. Сидя на веранде гостиницы, он мечтал о том, «как бы это было хорошо, если бы сейчас начали падать около гостиницы этой гранаты, бомбы и ядра, а я бы имел право, как частный человек и художник, смотреть с балкона на весь этот трагизм, взирать, ничуть и сам не избегая опасности, на эту внезапно развернувшуюся на интересном месте страницу из современной истории. Присутствовать безмолвно и философски созерцать… Прекрасная страница! Не только из истории человечества, но и из истории моей собственной жизни. Бомбы летят, а я смотрю! Сижу и думаю – философ! Не боюсь – стоик! Курю – эпикуреец!»[96] – здесь уже в полной мере дает о себе знать леонтьевский эстетизм, о котором так много говорят исследователи.
Читатели, знакомые с творчеством Эрнста Юнгера, сейчас непременно вспомнят цитату, ставшую в работах о нем почти хрестоматийной; речь идет о записи, сделанной Юнгером в 1944 году во время бомбардировки Парижа авиацией союзников, которую философ наблюдал с крыши гостиниц «Рафаэль». Вот сама цитата: «Целью атаки были мосты через реку. Способ и последовательность ее проведения указывали на светлый ум. При втором налете в лучах заходящего солнца я поднял бокал бургундского, в котором плавали ягоды земляники. Город с его башнями и куполами лежал в величественной красоте, подобно бутону, замершему в ожидании смертельного оплодотворения. Все было зрелищем…»[97]. Эту цитату обыкновенно приводят для иллюстрации эстетического отношения Юнгера к ужасному и жестокому. То же самое видим и у Леонтьева. Так что вернемся к нашему герою.
Пока наш философ-стоик, он же философ-эпикуреец, мечтал, сидя на террасе гостиницы и попивая кофе, смотрел, как на город падают бомбы, мимо проехал знакомый ему генерал Врангель с отрядом казаков. Генерал, рассказали Леонтьеву после, отправлялся на Павловскую батарею (которую в этот же день взорвут, чтобы вражеский десант не смог воспользоваться пушками). Леонтьев едва успел отдать честь проезжающему мимо генералу.
Леонтьев К. Н. Сдача Керчи в 55-м году (Воспоминания военного врача) // Полное собрание сочинений и писем в 12 т. Т. 6. Кн. 1. Воспоминания, очерки, автобиографические произведения 1869–1891 гг. – СПб.: Издательство «Владимир Даль», 2003. С. 636.
Там же. С. 638.
Солонин Ю. Н.Э. Юнгер: опыт первоначального понимания жизни и творчества // Парадигмы исторического мышления XX века: очерки по современной философии культуры. – СПб., 2001. С. 53.
