мама. – И потом… Дети – это же такая радость!
– Ой, мама! Я тебя умоляю, – недовольно фыркала Люська. – Он сам настоящий ребенок еще…
Но, втайне от мамы, она порой недоумевала: «И чего он так упирается? Может, просто не любит меня? Ведь от любимого человека всегда хочется детей?»
Зима сменила осень. За весной пришло лето. Бежали, не останавливаясь, дни и ночи. Из дождей рождались буйные метели, отцветала сирень, опадала черемуха, золотой ковер осени заваливало сугробами. Февраль грыз землю морозами, август одаривал арбузами…
А Грибок все не сдавался. Не соглашался. Не уступал.
Люська, исчерпав все возможные аргументы, вдруг будто прозрела. Поняла, что все ее потуги напрасны. Она внезапно осознала, что любимый муж не стремится стать отцом, не горит желанием иметь большую семью. Он, словно непробиваемая скала, не то что не чувствует ее боли, не отзывается на ее слова, а даже и слышать их не хочет…
У Люська словно пелена с глаз упала. Ей открылось вдруг то, что было шито белыми нитками и давно уже казалось очевидным всем, кроме нее. Простившись с иллюзиями, девушка долго и отчаянно плакала на плече у любимой подруги, горевала вместе с мамой, расстроенной больше, чем дочь, и, наконец, приняла трудное решение.
Рассталась Люська с Грибком буднично: просто сложила свои вещи в огромный чемодан и, дождавшись удобного часа, съехала на съемную квартиру. Бывший муж не очень-то и расстроился, попыток вернуть жену не делал, лишь один раз перехватил ее по дороге на работу, остановил жестом, не терпящим возражения.
– Люсьена, ты чего сбежала? – смачно сплюнув, поинтересовался он.
Люська, отчаянно сдерживая сбившееся от волнения дыхание, густо покраснела.
– Я не сбежала. Просто ушла.
– Почему ушла? – он явно сердился.
Тут Люська, что называется, закусила удила. Вспыхнув от забурлившей в душе обиды и нахлынувшей злости, она громко выпалила ему в лицо:
– А тебя что больше бесит: что ушла или что не спросила разрешения?
Грибок даже растерялся от неожиданной агрессии, недоуменно потоптался на месте.
– Ну, и черт с тобой! Ушла и ушла. Скатертью дорога, – он повернулся и ушел, не оглядываясь.
Так закончилась первая Люськина попытка стать счастливой. Правда, потом долго душа болела. Долго она маялась, томилась, отвыкала, забывала…
Обида ведь быстро не уходит, точит и точит сердце, сковывает волю, покоряет ум и заставляет совершать необдуманные поступки. Человек теряет время, замыкается, тонет в своих обидах. Худеет, бледнеет, болеет. Но, если хватит силы и выдержки, через какое-то время начинает возвращаться к жизни.
Люська целый год ходила, не глядя на прохожих. Улыбаться перестала, аппетит потеряла, домой в село не ездила. Переживала боль свою. Скучала по Грибку. Томилась. Потом злилась и нервничала, плохо спала. Старательно вычеркивала из сердца неблагодарного мужа, выбрасывала из памяти его слова, хоронила свою несбывшуюся любовь.
А
