и его болезни или проклятия, но их обязательно нужно прорабатывать со специалистами… Кому-то требовалась длительная работа, чтобы почувствовать себя в безопасности. А кому-то понадобилось вмешательство менталиста – забыть все, что случилось. Или сенсуалистки из потомков Богини, чтобы притушить боль, сделать ее терпимой, туманной. Скажите, – она поколебалась, далеко не уверенная в том, что поступает правильно, – а в вашем примере обсуждаемая персона точно уверена, что в обычном состоянии проклятый бы пальцем ее не тронул?
– Конечно, – уверенно и резко заявила Полина. – Кон… – она вдруг сбилась, словно что-то вспомнив. Помолчала и тяжело вздохнула. – Люджина. Скажите, наш разговор не прослушивается?
– Это рабочий телефон Игоря Ивановича, – напомнила Дробжек, – полагаю, защищеннее его в Управлении только телефон Тандаджи.
– Хорошо, – королева снова вздохнула. – Поговорите со мной. Вы ведь поняли, что я говорю про себя? Ведь поняли, капитан?
– Да, ваше величество. Ваш супруг сильно поранил вас, я знаю.
– Да… поранил.
Дробжек заметила эту паузу и едва заметно перевела дыхание – чтобы проглотить, утихомирить жалость, плеснувшую слезами в уголки глаз. Раскалывать иномирянских пленных было куда менее сложной задачей, чем та, что вставала перед ней сейчас. И она обязана была предупредить:
– Ваше величество, я должна предложить вам обратиться к более опытному специалисту, с которым вы сможете общаться лично, а не по телефону. Визуальный контакт очень важен, работа, возможно, будет долгая, а из-за войны мы не сможем встречаться.
– Я думала об этом, но мне нужен кто-то, кому я абсолютно доверяю, – неожиданно жестко проговорила Полина. – Вам я доверяю, капитан. Вы многое знаете обо мне. Вы спасли меня дважды, вели мое дело, скоро родите мне брата… и вы женщина. Не представляю, с кем еще я смогу свободно пообщаться, кроме родных. Я хочу справиться с этим, понимаете? Я люблю своего мужа, я хочу быть с ним, он мой! И я ненавижу свой страх, который не дает это сделать. Вы правы, правы насчет чувства безопасности, – она говорила торопливо, и Люджине оставалось только слушать, – был еще один случай, осенью. Я забралась к нему… вы же знаете, чем я занималась. Он тогда едва не убил меня – но берманы ведь все звереют, когда дело касается их территории. Он очень сильно меня напугал, очень. Абсолютно потерял контроль. Но ведь успел остановиться, сумел взять себя в руки – сумел, и я поэтому верила, что одного моего голоса всегда будет достаточно, чтобы остановить его!..
В кабинет вошел Стрелковский, увидел Люджину с телефоном – но она взглядом пресекла его попытку заговорить. Указала глазами на трубку, покачала головой, кивнула обратно на дверь.
Он без слов подхватил со стола какие-то папки и вышел.
– …Одного моего слова! – с отчаянием говорила Полина. – Моей любви! Знали бы вы, как он умеет сдерживать себя, как он сдерживался до свадьбы. Я верила,
