членов ЕС – Федеративной Республики Германии – принял решение, подтверждающее правомерность Лиссабонского договора4, который предусматривает масштабные реформы европейских институтов. Конституционный суд ФРГ постановил, что Лиссабонский договор в принципе не противоречит Основному закону ФРГ, но в то же время подчеркнул, что необходимо совершенствование национального законодательства в том, что касается компетенций Бундестага. В противном случае его права по отношению к европейскому уровню политики будут ущемлены и под угрозой окажется парламентарная основа германской демократии. Непосредственно после этого решения в Германии начались оживленные и по большей части критические по отношению к ЕС дискуссии. Реакцию СМИ и политиков, несмотря на все кажущееся разнообразие, определяла общая мысль: наконец-то всем этим «интеграционным» фокусам положен конец! Немецкий суверенитет спасен, немецкий парламент утвержден в своих правах, «европейскому Молоху» указаны его границы, а главное – идея единого европейского супергосударства наконец-то окончательно похоронена. Конституционным судьям нельзя отказать в находчивости: усомнившись в правах Европарламента, они тонко выразили свой скепсис по отношению к нынешнему направлению европейской интеграции в целом, да к тому же еще и похвалили Основной закон, который-де соглашается с Лиссабонским договором. Как будто создатели этого закона только и имели в виду, чтобы через 60 лет измерять им новые европейские нормативы.
Реакция общественности на решение Конституционного суда была гораздо более откровенна. В Германии, как и в других странах Евросоюза, довольно широко распространен скепсис относительно так называемого «линейного» характера процессов европейского единения. Эта позиция – на уровне распространенных стереотипов – нашла отражение в печати. Подобное направление дискуссий отражает своеобразный феномен немецкой политической культуры. Всякий раз, когда разговор заходит о конечной политической цели (finalité politique) европейской интеграции, берет верх детерминистский подход: предполагается, что Евросоюз движется в одном направлении – к определенной и неизбежной цели. Дискуссия о finalité politique формирует представление, что этой целью является государство и что нынешняя Европа – некая незаконченная структура на пути к конечной цели. На такой телеологической интерпретации процессов европейского единения, т.е. по сути на стереотипе, и строят свои аргументы критики европейской интеграции. Во-первых, утверждается, что Европа не может быть государством, потому что у нее «нет государственных подданных», а во-вторых, что ей нельзя быть государством, потому что оно будет недемократичным. Отмечают, что за всю историю европейской интеграции не существовало ни одного договора, ни одного официального общеевропейского документа, где говорилось бы, что целью процессов европейской интеграции является единое государство Европы или что Европа сама придет к
