за голову, отвернулся к стене, пытаясь придти в себя после услышанного.
– Ты в один день нарушила все, что только возможно. Одно дело ослушаться воли Совета, а другое… Седьмой департамент!
– Я должна объяснить им, что они допустили ошибку.
– Габриэль, опомнись! – закричал он, уже не сдерживая себя, -Тебя не станут слушать! Даже зная, кто ты, Совет не пойдёт на пересмотр. Никогда!
– А, если я предоставлю неоспоримые доказательства? – уверенно сказала я, доставая из под ворота мундира тетрадь своего подопечного.
– Что это? – удивлённо спросил Маркус, разглядывая измятые белые листы.
– Это рукописи смертного. Взгляни.
Маркус долго изучал рисунки, оставленные на листах бумаги осужденным на страшный исход человеком.
– Прочти здесь, – сказала я, указывая на последнюю страницу измятого дневника, – Что скажешь?
Маркус молчал, внимательно вглядываясь в каждую букву.
– Тебя все равно никто не допустит до пересмотра. Прости, но придётся смириться.
– И осудить невиновного? – воскликнула я, – Это не то, для чего я служу в канцелярии.
Маркус ничего не ответил. Он лишь снова и снова рассматривал измятые страницы, исписанные мелким почерком, и о чем-то напряженно думал.
– А как бы ты поступил на моем месте? – нарушила я молчание, – Не сомневаюсь, что так же.
– Габриэль, пойми, – продолжил Маркус, – Совет слишком дорожит своей репутацией, и будь ты хоть тысячу раз права, он никогда этого не признает, тем более публично. Incolumis lex (* лат) «нерушимость закона», один из столбов, на котором держится вся система.
– Но воля Совета не является законом, – перебила я.
Маркус усмехнулся.
– Формально да… но ты же знаешь, как дела обстоят на самом деле. Кто правит балом, тот и решает, что есть закон. А сейчас этот закон не на твоей стороне.
– Это мы еще посмотрим, – сквозь зубы прошипела я.
– Габриэль, умоляю, очнись! – закричал Маркус, схватив меня за руку и вглядываясь в мои безумные глаза, – Услышь меня! Ты знаешь, что грозит за неповиновение? Удаление из матрицы! Ты этого хочешь? Отдать свою жизнь за какого- то смертного? Мне жаль его, но он того не стоит.
– А что тогда стоит? – воскликнула я, рывком выдернув свою руку, – Если сама Небесная Канцелярия будет творить беззаконие то, что тогда мы можем требовать от людей? О какой чистоте их душ мы можем рассуждать, если сами по локоть в крови невинных? Мы, живущие вне земных рамок, мы должны быть примером для смертных, пламенем свечи во мраке ночи, а не безжалостными палачами, убивающими по указке и без разбору.
Маркус ничего не ответил, лишь снова отвернулся к стене, тяжело вздохнул.
– Вот что я нашла в его руке, когда собиралась исполнить приговор. Взгляни! Именно это меня остановило, – сказала я, протянув измятый листок
