вагончика, я снимаю на землю свой ботанический рюкзачок и осторожно стягиваю, через голову, свою штормовку.
– Даа! – хмыкаю я, – Одни лохмотья! Как клоун! То-то, на меня смотрят!
Цельный брезент штормовки прорван по животу длинными, вертикальными прорывами.
– Хм! – недоумённо качаю я головой, – Когда он, мне живот вспорол?! Целых два раза полоснул… Интересно – оба раза, четыре когтя прорывали, а пятый – только оставлял длинный, белый след!
Про правый рукав и говорить нечего – он посечён вдоль, на узкие полоски и в довершение, почти вырван с корнем, со стороны спины.
– Это – когда он меня в плечо ударил, лапой! – оцениваю я, молча.
Капюшон штормовки, на уровне правой щеки, прорван горизонтально, словно несколько раз ножницами прорезан.
– Вот, блин! – матерюсь я, сам с собой, – С самого края! Здесь же – он подрублен, брезент в два слоя!.. По горизонтали! Прорвал, как бумагу! Как так? Ведь, капюшон свободно на плечах лежит, за головой!.. Ещё сантиметр – и лицо порвал бы…
Я, морщась, стаскиваю через голову, свой толстый, синий свитер… И достаю из рюкзачка военные перевязочные пакеты. У меня, их – целых три штуки! Я – предусмотрительный! Я, на такую встречу, рассчитывал…
Один из пастухов, наконец, выходит на высокое крыльцо вагончика, с кружкой воды. Локоть моей правой руки раскрывается кровавой лоханью обширной раны.
– Блин! Клыками засадил! – думаю я, морщась, – Здесь – главная проблема. Да и вообще, этой руке досталось…
Я киваю на свою окровавленную руку и снизу-вверх, прошу пастуха: «Помоги перевязаться, а? Нужно от самого плеча мотать! А левой рукой – мне так неудобно!». Мужчина, на крыльце надо мной, переламывается в поясе, едва сдерживая спазмы и круто повернувшись, бросается обратно, в вагончик!
– Хлоп! – захлопывается дверь.
– Во, блин! – взрываюсь я, – Какие мы все, нежные! Мы крови боимся!
– Блин!.. – кое-как, бурча проклятия себе под нос, я туго перевязываюсь.
Сам. Кое-как натягиваю на себя, эту же одежду. Потому что, другой одежды – у меня просто нет.
Так, дело сделано. Теперь – прошагать пару километров по грунтовой дороге, до кордона на мысе Четверикова…
– О! Саня пришёл! – высыпают в коридор многочисленные обитатели бетонного кордона.
– Что принёс? – весело интересуется Сергей Ольшевский.
– Я? – не понимаю я его, – Ничего.
– А, что на груди держишь?
– А, это… – доходит до меня, – Руку!
– Что? – теперь уже, не понимают меня, – Какую руку?!
– Свою руку! – взрываюсь я, – Собственную! Меня медведь побил… Отлежаться бы…
– Что? – взвивается, оказавшийся на кордоне, главный лесничий Горлач, – Я тебе, блин, покажу Кузькину мать! Я, блин, тебе отлежусь!.. Виктор! До доек его! Там молоковозы в посёлок ходят! В больницу его! Быстро!
…Самосвал
