й издательской системе Ridero
Каждый человек подобен айсбергу.
Истинные размеры его величия,
впрочем, как и коварства, видны не сразу.
Стихи – это особый вид откровения.
И мне дорог этот сборник,
потому что в каждом стихотворении,
даже самом маленьком, – мои переживания
и частица моей жизни, которыми я хочу поделиться с вами.
Ваш В. В.
Лирика (1965—1970 гг.)
Жёлтые листья
Жёлтые листья! Вы когда-то ведь были зелёными.
Ваша свежесть приятно ласкала наш взгляд.
Почему же, румянцем теперь обагрённые,
Вы с печальной тоскою глядите на нас?
Может быть, потому, что без тени стыдливости
Дерзкий ветер срывает с деревьев наряд,
И, слегка покружив вас с весёлой игривостью,
Вдруг с размаху швыряет на водную гладь?
По ночам, лёгким инеем схвачены,
Иль одетые в бисер предутренних рос,
Словно призраки, пламенем синим охвачены,
Голубеете вы при мерцании звёзд.
Ясным днём в серебре паутинок
Под ногами вы стелетесь мягким ковром,
И горите, как брызги янтарных крупинок,
В несравненном осеннем наряде своём.
Словно золота россыпь собрать позабыли.
Драгоценность я вашу считать не берусь.
Жёлтые листья, мы вас полюбили
За красивый наряд и за нежную грусть.
Если прелесть весны в её буйном цветении,
Когда всё наполняет живительный сок,
Прелесть осени – в грустном забвении,
В пожелтевшей листве у обочин дорог.
Марш-бросок на полигон
(Моим сослуживцам по в/ч 42240, Самарканд, 1962 г. – Кубинский кризис, 1965 г. – война во Вьетнаме)
Пыль, жара и потные лица.
От солнца зловещего некуда скрыться.
От пройденных вёрст сапоги уже рвутся,
И гимнастёрки на спинах от соли не гнутся.
В кино иногда вам покажут артистов —
В новенькой робе, с улыбкой на лицах.
Проходят пустыню с песней, со свистом —
В кино всё легко удаётся артистам.
А здесь, когда ветер швыряет в глаза
Тучи нагретого солнцем песка,
Когда льётся на голову море огня,
И тлеют подошвы, от жара дымя —
Напиться хватило бы даже глотка.
Но фляга звенит оттого, что пуста.
И слышится окрик: «А ну, подтяни-и-сь!»,
А ноги и руки совсем отнялись.
Готовы сорваться проклятия с уст.
Но вместо проклятий лишь челюстей хруст.
И мыслей уж нет в воспалённом мозгу,
Втиснутом в череп, как в скорлупу.
И, кажется, боги уж сил не дадут.
Но взором туманным увидел ты вдруг,
Как с флягой к тебе протянулась рука,
И слышится голос: «В ней есть два глотка».
Взглянул на него, а он сам чуть живой,
Но силится скрыть от других, и порой,
Улыбка мелькнёт на усталом лице,
Словно спечённом на солнце яйце.
Упрямо мотнул головой: «Не п-р-о-с-и-л».
Но будто вдохнул в тебя свежих он сил.
Другой подмигнул – давай, мол, держись.
И больше не слышно: «А ну, подтяни-и-сь» —
До цели все вовремя добрались.
Потом кто лежал, кто курил, кто дремал;
Кто, скорчившись, кашлял, а кто хохотал;
Кто матом проклятый обрыв и канал вспоминал;
Кто нюхал портянку, кто пыль выбивал…
***
И был я судьбе благодарен не раз,
Что только учения были у нас.
Снег надо мной…
Снег надо мной белым чудом кружится,
На крыши домов, на деревья ложится.
Снежинки кружась, оседают на лицах,
Растаяв,
