себя выше нас. Учитывая обвинения и в каком тоне мне поднесли информацию, уверенность в тот момент казалась непоколебимой. Бред, чепуха и наглая ложь. А оказалось – не совсем.
Разуваясь в прихожей, я сразу окликнула мужа, хотелось немедленно пожаловаться. Он показался из кабинета с телефоном у уха и дал понять, что ему требуется несколько минут. Эти минуты следовало как-то пережить. Я поплелась в кухню, сварила кофе. Ждала, разглядывая двор за окном и спрашивая себя: зачем люди пакостят друг другу? Просто мне пакостить никому не хотелось и казаться лучше за счёт других тоже. А Паша тем временем подкрался со спины, обнял меня за плечи.
– Всё в порядке? – спросил в самое ухо.
Я вскрикнула:
– О господи… Бекетов!
– Всё в порядке? – смеясь, переспросил он.
– Напугал. Нет, всё очень плохо! Мне тут такое наговорили о тебе!
Я пыталась поймать его взгляд. Думала, мы вместе возмутимся, а после посмеемся. Но он больше не улыбался, неспешно отстранился, придвинул стул и уселся рядом. Лицом повернулся ко мне – снова очень медленно.
Эта его нерасторопность по сей день доводит меня до тряски. Отреагируй он иначе, может, и не возникли бы сомнения? И жили бы мы счастливо.
Может быть…
– Что происходит? – заподозрив неладное, я нервно усмехнулась.
В глаза наконец посмотрела, а лучше бы сидела смирно, глядя перед собой, потому что поняла: Паша знает, о чём я хочу поговорить. Знает о слухах. Знает, что его называют бандитской сволотой.
– У родителей была? Всё хорошо? – спросил он как-то глухо, отстранённо, явно размышляя о другом. А я не могла отвести от него взгляд. – Полина, как родители?
– Что?
– Родители, – терпеливо повторил он.
– Хорошо, – вяло кивнула я и придвинула к нему чашку с кофе, убеждая себя, что мне показалось. Показалось. – Слушай, Паш… – Договорить не получилось, сердце совершило невероятный скачок.
Чёрт побери! Знает и ждёт.
Смотрел на меня муж так, что захотелось провалиться. К чашке даже не притронулся.
– Это же неправда? – рискнула я спросить напрямую. Он отчего-то предпочёл сделать вид, что не понимает меня, окончательно при этом запутав. Скрестил руки на груди и выдал:
– Ты о чём?
– Ты ведь знаешь, – нахмурилась я.
– Нет, поясни. Очень хочу послушать.
Я не имела ни малейшего представления, чего он добивается отрицанием. Зачем притворяется и хочет послушать меня? Зачем ведёт свою игру «в гляделки»? Это всё дико раздражало, я разозлилась:
– Можешь, пожалуйста, так не смотреть?
– Как «так»? – Он слегка пожал плечами, я кивнула на него:
– Вот так.
– Как же?
– Прекрати, пожалуйста!
– Ты предлагаешь отвернуться?
– Ничего я не предлагаю. Просто не смотри так.
– Да как «так»?
Я вздохнула и отмахнулась,
