а когда узнаю того, кто решил отвлечь от тягостных мыслей, замираю соляным столбом.
– Привет, Витя.
Я смотрю и не верю своим глазам.
– Жанна, – выдыхаю, а она улыбается, обворожительная, как и целую жизнь назад.
Твою мать.
– Не узнал, что ли? – смеётся, и звук этот – ржавым гвоздём в сердце.
– На память пока не жалуюсь. Да и тебя сложно не узнать, на самом деле.
Не знаю, где нахожу в себе силы вести эту чёртову почти светскую беседу.
– Приятно слышать, что в твоих глазах я всё такая же красивая.
Никогда не перестану удивляться способности Жанны слышать только то, что ей удобно. Она из тех, кто не способен измениться и снизить своё эго хотя бы на немного – всегда уверена в себе, всегда мнит себя королевой школьного бала. И вот эту эгоистичную суку я когда-то любил без памяти? И где были мои мозги?
Внутренний голос подсказывает, что в то время они надёжно спрятались за ширинкой, и да, это воистину так.
– Ты зачем пришла? – спрашиваю, чтобы повернуть разговор в нужное мне русло.
– Странный вопрос, честно признаться, – передёргивает худыми плечами и смотрит на меня всё теми же прозрачными голубыми глазами, склонив голову набок. – Всё-таки Ян такой же мой сын, как и твой.
Поднимаюсь на ноги, а Жанна напрягается, зная, что могу быть поистине страшен в гневе. Отступает назад, когда делаю шаг в её сторону. Съёживается, становясь совсем маленькой.
– Твой сын, говоришь? – подхожу к ней вплотную и убираю блондинистые волосы, упавшие на лицо. Вглядываясь в знакомые до боли черты, пытаюсь вспомнить, за что любил её когда-то. Мы не виделись десять лет, за которые я отрастил бороду и заимел морщины вокруг глаз, а Жанна, кажется, не изменилась ни на грамм – всё такая же красивая почти до головокружения.
Избалованная эгоистичная сука, которую я уже даже разучился ненавидеть.
Вздрагивает, когда сжимаю пальцами её щёки, привлекая к себе. Второй рукой беру за затылок, сжимаю, а она сдавленно пищит, упираясь лицом мне в грудь.
– Ян перестал быть твоим сыном, когда ты оставила его одного в квартире и уехала с хахалем, – шепчу ей на ухо, а она от каждого слова вздрагивает. – Помнишь это? Помнишь? Отвечай!
Жанна пытается вырваться, молотит руками воздух, что-то говорит придушено, а я поднимаю её лицо, замечая панику в голубых глазах. Боится, что убью? Правильно делает.
– Витя, отпусти! – почти орёт, но я закрываю ей рот ладонью.
Никому не позволю повышать голос рядом с могилой моего сына. Даже той идиотке, между ног которой он вылез.
– Ты какого хрена припёрлась? – Нависаю над ней, прижимаюсь лбом к её, и со стороны мы, наверное, смотримся почти мило. Мне не нужен лишний шум, да и скандала здесь не потерплю. – Только учти, если скажешь, что пришла сюда ради Яна,
