Педагогический курс, я хотела учить детей живописи… – сказала я и улыбнулась, проследив за маленьким мальчишкой, который промчался мимо нас на самокате. Я всегда хотела заниматься обучением детей, хотела дарить им эстетику и красоту этого мира. У меня не было наставника, который дал бы всё это, моим учителем была сама жизнь, которая причиняла немало боли, но я усвоила уроки. Несмотря ни на что, преодолевая свой пессимизм, я готова делиться добром и светом, хочу радовать детей и делать их счастливыми. – Учёба очень много значила для меня, и я старалась, но всё изменилось, когда отец потребовал вернуть потраченные деньги на учёбу. На мне и так висело несколько кредитов и потянуть ещё один на учёбу я бы не смогла. И вместо того, чтобы внести плату за третий курс, мне пришлось забрать документы и работать, потому что задолжала Томасу.
– А без диплома нельзя учить рисованию?
– Я пробовала, – вздохнула я, – но работа с детьми в госучреждениях требует документов, а если заниматься благотворительностью и учить ребятишек из неблагополучных семей, то мне не на что будет жить. Открыть студию и работать на себя тоже пока нет возможности, поэтому я отложила мечту на дальнюю полку и занялась тем, за что платят хоть какие-то деньги. Но я не бросила идею помогать детям. Пару раз в месяц я посещаю детский приют, где играю с малышами и даю уроки рисования, но это не для заработка. Ты, кстати, можешь присоединиться и завтра пойти со мной.
– В детский дом? – напрягся Паркер, нахмурив брови. – Нет, это не моё, – замотал он головой.
– Как хочешь, – улыбаясь, я пожала плечами не став настаивать. Не каждый готов жертвовать своим временем ради других.
– Почему ты не вернулась в Нортон раз ничего не получилось в Нью-Йорке?
– В Нортоне всё сложно. Зарплаты смешные, да и к тому же возвращаться к отцу всё равно, что подписать себе приговор.
– Что, настолько всё плохо?
Я настороженно посмотрела на парня, поняв, что болтаю лишнее. Мне совсем не хотелось, чтобы чужой человек знал в каких условиях я выросла и от чего сбежала.
– Я не могу жить с отцом, – не поясняя, буркнула я и поспешила сменить тему. – Ну, а ты… У тебя ведь тоже богатая история, – предположила я, щурясь от солнца. Опираясь руками о край скамейки, я болтала ногами и хитро смотрела на Ника. Парень тоже сначала вглядывался в моё лицо, щуря веки, думал о чём-то, но потом надел чёрные очки и со словами: – Да, но рассказывать ничего не буду, – встал со скамейки и, бросив меня одну, деловой походкой пошёл дальше по аллее. Разочарованно вздохнув, я поднялась и побрела вслед за Ником.
– Почему ты такой скрытный? – догнав его, спросила я.
– Я нескрытный.
– Ты ничего не рассказываешь о себе.
– А зачем?
– Мы живём в одной квартире уже неделю, но я о тебе вообще ничего не знаю. Кто ты, откуда, почему оказался без жилья и средств к существованию? Ты не говоришь о себе и ведёшь себя подозрительно, не находишь? Ты расспрашиваешь про мою жизнь, но о себе рассказывать отказываешься, словно это большая тайна, –
