Ее глаза распахнулись, в них загорелась сумасшедшая радость. – Он выздоровел? Он дома?
У меня перехватило горло. Я едва смог выдавить:
– Да… выздоровел. Есть какое-нибудь успокоительное, чтобы она сейчас заснула и всю ночь проспала? – Я понизил голос, отвернувшись к санитарке. Вытащил из кармана купюру в пять тысяч. Та мгновенно исчезла в кармане женщины.
– Сейчас, сейчас. Все организуем, – закивала она.
После укола Ника мгновенно вырубилась. И тогда я уже без проблем взял ее на руки, отнес к машине, положил на заднее сиденье и увез из больницы.
Я ехал по ночным улицам города, изо всей силы сжимая руль, разрывая кожаную оплетку. На душе было гадко. Я до сих помнил вспыхнувшую сумасшедшую радость от того, что Ника теперь свободна. Каким же мудаком я себя ощущал!
Очнулся, когда въехал в подземный гараж своего дома. Так даже лучше. Наверное, подсознательно я всегда хотел привезти Нику к себе домой. До этого момента не было случая.
– Прекрасный случай представился, – хмыкнул я саркастически, ненавидя и себя, и всю эту ситуацию в целом.
Девушка не проснулась ни когда я ее вез в лифте, ни когда вносил в квартиру. Пока положил ее в гостиной, потом перенесу в гостевую спальню. А сейчас мне нужно выпить. Срочно.
На часах полночь. Я плеснул в стакан виски и подошел к кушетке. Ника спала беспокойно. Она словно чувствовала, что сон ей навязали насильно, и старалась из него выпутаться. Ее лицо то расцветало улыбкой, то искажалось от страшного горя. Что ей снилось? Какие видения посещали ее?
Я поставил стакан на пол, опустился на колени, пристально всматриваясь в ее лицо, рассматривая каждую черточку, родинку и ресничку. Крошечные смешливые морщинки у глаз, несколько веснушек, едва заметный шрам на скуле (откуда?). Так близко оно впервые. При наших встречах я всегда отворачивался, боясь выдать свой интерес. Смотрел издалека и украдкой. Сейчас же я перестал себя сдерживать.
– Какая же ты красивая, – прошептал и провел ладонью по щеке. Обвел подбородок, тронул нижнюю губу.
Ника изогнулась и потянулась за моей рукой. Ресницы затрепетали, на губах появилась слабая улыбка. У меня дернулось сердце.
– Паша, Пашенька, – тихонько простонала она. – Где ты?
– Я здесь, здесь. – Я склонился ближе, ловя ее дыхание. Одной ложью больше, одной меньше. Я и так буду гореть в аду, какая разница за что.
– Мне сказали, что ты умер, – хныкала она.
Глаза оставались сомкнуты, но в уголках собралась влага и тоненькой ниточкой прочертила дорожку по виску. Ника словно билась в путах сна, старалась проснуться, но не могла. Ей укололи лошадиную дозу успокоительного, вряд ли ей это удастся.
– Я не умер… Я здесь, с тобой.
Услышав мои слова, она мгновенно успокоилась. Слава богу. Около получаса я просто сидел рядом и смотрел, как она безмятежно спит. Как равномерно поднимается и опускается ее грудь,
