кружным путем, могут и ограбить. Да и … пробки, пробки, пробки. Город стоит. Так что пешком вряд ли намного медленнее…
Грязь… пыль… первые этажи все в лавках. Хорошо то что в отличие от например Пешавара или Карачи – этот город намного более живой. Здесь не встретишь типичных для Карачи сцен, когда на улице, на принесенных стульях, сидят десять, пятнадцать, двадцать, может и больше мужчин и неторопливо с чувством собственного достоинства общаются. На какие темы они разговаривают? На любые – крикет, погода, курс доллара, выборы, смерть Америке. Чай они не пьют, потому что у многих нет денег даже на чай. Сидят с утра и до вечера, изредка отлучаясь, вставая на намаз, и так день за днем. Ни у кого нет работы – но виновато в этом не общество. Работать они не работали, не работают, и работать не собираются. Безработица это удобный предлог, не более того. Вокруг них – грязь, срач, горы мусора – но никто это не уберет, не почистит улицу. Они считают, что придя в этот мир, они уже исполнили свое предназначение, а про то, что надо трудиться, в Коране ничего не написано (на самом деле написано). Глядя на все это – можно вспомнить только русских генералов конца девятнадцатого века, которые создавали на Кавказе специальные команды для приучения таких же вот горцев к регулярному труду. Этих же содержат их жены, которые крутятся как могут и вкалывают до пота лица. Вообще, если кто-то хочет изменить что-то к лучшему на Востоке – возможности и деньги надо давать именно женщинам.
В Каире такого нет, здесь все крутятся, как могут – проблема в том, что денег и в городе и в государстве очень немного. Население страны растет со скоростью более одного процента в год, все свободные ресурсы уходят на то чтобы как то обустроить и прокормить стремительно растущее население. Раньше были туристы – но теперь и их немного. Вот и бытует среди египтян горькая поговорка – будущее Египта находится в Канаде. Те, кто хоть немного конкурентоспособен на мировом рынке труда сразу же уезжают…
Причал, с которого отправлялись теплоходы – был рядом с отельной зоной, но вот само нильское побережье Каира – сильно отличалось от босфорского, откуда я только что прибыл. В Стамбуле все побережье застраивается, используется, идет мощная стройка. Сам по себе Босфор – нить жизни, люди по нему ездят в разные районы города, рыбачат, прогуливаются, торгуют, тут же полно туристов. Берег Нила прихватизирован оставшимися еще с британских колониальных времен элитными клубами с полями для гольфа, во многих местах к Нилу просто не подойти. Сам же Нил до невозможности грязен. Из него нельзя пить, в нем нельзя купаться. Вся грязь двадцатимиллионного города попадает в Нил, стоки никто не очищает. Вся эта грязюка плавает у причалов, вид соответствующий, запах просто не описать. Потому, когда на теплоход объявили посадку, я просто испытал облегчение. Если прогулка по Босфору может принести удовольствие, то Нил – это большая свалка, по крайней мере, в черте города.
Теплоход тоже был старым. Лавки наверху – грубо отремонтированные, дерево, кажется, взяли из каких-то обрезков и кое-как обстругали. Впрочем, в Египте нет леса, и каждый кусок древесины – на вес золота.
Пришли двое.
