Жюли освоилась и окрепла, и теперь выполняла свои обязанности, следя за моим гардеробом, помогая причёсываться и составлять меню. Унковский часами сидел на верхней палубе, возясь с секстаном и таблицами и сравнивая полученные данные с таблицами из наших книг. Но, как оказалось, интересовался он не только наукой.
Я подходила к столовой, собираясь заказывать обед, и увидела, как бледная Жюли, ничего не замечая вокруг, забежала в свою комнату. Сначала я ничего не поняла, но тут из столовой раздался голос Ланта:
– Иван Яковлевич, у вас серьёзные намерения по отношению к девушке?
Ответ был неразборчивым. Потом снова послышался голос Ланта:
– Тогда прошу оставить её в покое!
Я сообразила, что мичман не выдержал. Ну и понятно: молодой парень и симпатичная девушка в замкнутом пространстве яхты. Наверняка ничего серьёзного он себе не позволил, скорее всего попытался поцеловать Жюли. Но девушка и так пока шугалась каждой тени, да и короткие интрижки здесь к добру не приводят… Вздохнув, я пошла успокаивать горничную.
После обеда к нам наконец прибыли несколько сотрудников Канцелярии иностранных дел, совершенно не доверявших ни нам, ни сопровождавшему их и пытавшемуся поколебать это недоверие князю Баратаеву. Недоверие сквозило в сухих деловых манерах, хмурых взглядах, отрывистой речи. Нас, появившихся из ниоткуда и нагло обратившихся к российскому императору от имени неизвестного никому государства, считали самозванцами и авантюристами. Понятное отношение, но очень мешавшее нам работать. К счастью, постепенно это недоверие ослабло.
Рассказывать о переговорах последующих дней долго и скучно. Они вымотали и нас, и Шалорна, который незаметно для остальных наблюдал за происходящим (тратя на это уйму энергии) и через экраны контактных линз высвечивал нам инструкции. Такое «радиоуправление» помогало нам с Лантом, создавая у дипломатов впечатление, что мы – отличные профессионалы. На самом деле мы с трудом понимали, что говорят нам, и даже что говорим мы сами, и только учились дипломатическим премудростям.
К концу переговоров даже самые упрямые дипломаты признали, что мы – посланники пусть и неизвестного доселе, но мощного, если говорить о науке и оружии, и тем более о тайных шпионах государства. Нас соглашались принять как полномочных послов Шалорна и дозволили прийти в устье Невы, встав на стоянку в нижней части Английской набережной. Назначили и время аудиенции у государя императора. И теперь продумывали, как всё это обставить, не уронив чести обоих государств. Церемониал того времени намного сложнее дипломатического протокола нашего мира.
Велись и переговоры о матросах английской шхуны. И их наконец забрали с яхты! Капитана с основными зачинщиками бунта перевели куда-то в крепость, остальных просто перевезли в порт, поручив заботам их соотечественников. Мы всё-таки дали этим людям немного денег и одежды. Не из жалости: голод и безнадёжность толкают на преступления намного чаще,
