снежная пушка, бесшумным зарядомнабухла пушистая мгла,
и терпкая горечь по всем, кто не рядом,
упруго за горло взяла.
В тоскливое время распухших миндалин
согрей себе чай с молоком.
Ты просто по-русски нелепо ментален,
не стоит грустить ни о ком.
Не видно луны, дело близится к ночи,
мы сами себе сателлит.
Осеннюю песню миндальный молочник
тихонько скулит и скулит.
Смотри, как с беспечною волей цыгана
слетает снежок на поля.
И ясно, за что эта жизнь дорога нам,
и свежесть в молочном тумане циана,
и сладость, и яд миндаля.
«Тут солнечно и холодно. Зима…»
Тут солнечно и холодно. Зима.
Вот девочка с коленками худыми
протаивает лунку в белом дыме.
О, Господи, да это я сама
проваливаю в облачный сугроб
горячий лоб…
Дышу-дышу. Совсем осталась малость.
Сим-сим, откройся! Нету терпежу.
Ещё чуть-чуть – и лунка продышалась,
и я в неё так пристально гляжу.
А там, внизу, виднеется земля —
мохнатая, зелёная, большая.
И море. И скорлупка корабля.
А тут зима, сугробы распушая,
сверкает ослепительно окрест.
И я как перст.
Кому сказать – «я больше так не буду»,
кому кричать сиротское «ау,
пожалуйста, пусти меня отсюда
опять туда, домой, где я живу»?
Сама себе и птица, и гнездо,
сама себе ребёнок и родитель.
И медленно, как болеутолитель,
внутри меня, стихая, нота «до»
уходит в шорох зрелого зерна.
И – ти-ши-на.
«Ночью выпадет снег – неуверенный, мягкий, творожный…»
Ночью выпадет снег – неуверенный, мягкий, творожный,
станет тихо светиться, заполнив квадраты дворов.
Постояв на пороге, с утра пешеход осторожный
аккуратно следами прошьёт этот свежий покров.
И потянутся строчки – прямые, кривые, косые, —
огибая забор, что чернеет года и года,
за которым дорога (о, слава дорогам России),
вся в ухабах и ямах, ведёт неизвестно куда.
Вечер всё обнажит, перемесит в унылые хляби,
превратит чудеса в решето некрасивых прорех…
Я хочу волшебства. На чуть-чуть, до рассвета хотя бы.
Скоро выпадет снег. Обязательно выпадет снег.
Святки в Песочном
Что до зимы и всех её красот
тем, кто в Песочной мается больнице?
К стеклу прижавшись лбом, стоять,
молиться,
потом считать – до сотни, до трехсот, —
слонов стада, верблюдов караваны,
в надежде хоть на час, на полчаса
в сон завернуться, лоскуток нирваны
урвать…
В окне фонарь, и полоса
скупого света.
Вьётся пух перинный.
Белёсый
