присмотрелся, не узнаю.
– Ну как же вы могли меня забыць? – продолжала она курлыкать свою нежную песню. – Вы вець даже в любви мне объяснялись.
– Ну мало ли кому я объяснялся, – сказал я, совершенно не представляя, где, когда и сколько я выпил, чтобы признаться в любви этому гипюровому чудовищу.
– Но я у вас была первая! – драматически вскрикнула она. – Как это можно забыць ваще!
– Первая?! – ужаснулся я. – В каком смысле первая?
– Ну, первая, которой вы объяснились, – сказала она и потупила коровьи глазки. – Это произошло в песочнице.
– В песочнице? – И тут страшная догадка пронзила мое сознание. – Неужели Анечка?
– Ну наконец, – облегченно выдохнула внезапно вынырнувшая из прошлого Анечка. – А вы меня не узнали. Ай-яй-яй-яй-яй-яй-яй, – сокрушалась она. – Как же вам не стыдно!
– Ну, э-э-э… Прошло столько времени, э-э-э… – оправдывался я непонятно по какой причине. – Вы… э-э-э… слегка изменились э-э-э, так что э-э-э вполне естественно э-э-э, что я э-э-э вас э-э-э…
И дальше я продолжал блеять что-то уж совершенно непотребное. Не дай вам бог, друзья, женщину, которую вы любили в молодости, встретить на склоне лет. Это страшно. В такие минуты приходит осознание бренности не только воспетого поэтами чувства, но и самого бытия. Я смотрел на нее и думал: «Анечка, Анечка, вот ты и перевернула последнюю страницу моей первой любви».
Ну да ладно, не будем отвлекаться.
Лет до пятнадцати я влюблялся несметное количество раз, но отношения с еще неоперившимися школьницами носили чисто платонический характер. Я ни с кем не целовался, в то время как мои школьные товарищи уже занимались этим вовсю. Однажды, валяясь на диване и томясь от безделья, я увидел в окне странную процессию. Широко шагающую впереди девушку Тому из соседнего переулка и семенящих за ней семерых моих соучеников. Отсутствие ума Тома компенсировала потрясающей грудью и длинными, как уши у спаниеля, ногами. К этому надо добавить, что она была не по годам эротична и давала кому ни попадя. Смутные неприятные подозрения проникли в мою душу, и я, выскочив на улицу в одних тапочках, завистливо спросил у замыкающего колонну Додика Альтмана:
– Вы куда?
– Томку идем на речку трахать, – по-военному жестко отозвался Додик.
– Всемером? – ахнул я.
– Всемером, – все так же, не моргнув глазом, ответил тот.
– А восьмой вам не пригодится? – жалостливо попросился я.
– Нет, – отрезал Додик, – перебор будет.
Компания удалялась. Я стоял потрясенный и одинокий.
«Ну вот, думал я, сейчас они станут мужчинами, а я когда? Да и стану ли им вообще…»
И вдруг, к моему изумлению, я увидел, как вся эта сексуальная процессия молча возвращается обратно. Причем в той же последовательности! Томка впереди, мачо – сзади. Я посмотрел на часы. Прошло пятнадцать минут. Я лихорадочно начал считать. До речки идти минуты
