блондинку я только что видела и почти решила, что это правда), еще немного – и вот он, дом, а на крыльце перепуганные мама с папой. Ничего подобного. Другая местность. Другое все. Фальшивое и ненастоящее. А если бы нет?
– Ты прав, Макс, – заплетающимся языком сказала я. – Нельзя оставаться там дольше.
Гамов что-то провещал в ответ, но я даже не зафиксировала. Ввалилась домой, упала на кровать, вытащила из-под себя записку. Лешка веселился на какой-то вечеринке. На этот раз – без меня. Потому что я действительно чуть было не пропала в придуманном Лондоне. Поверила чужой книжке, захотела проверить – и… Додумать мне не дал зазвонивший телефон. Номер был заблокирован. Я со вздохом провела пальцем по экрану, все еще находясь там, в чертовом Лондоне, и услышала вдруг чистейший звонкий английский:
– Ты даже не знаешь, как меня зовут.
Мир на мгновение поплыл, потому что мне показалось, что на том конце – парень в перчатках с обрезанными пальцами.
– Оливия, ау! Я тут. Хочу тебя заверить, что меня никто не писал. Я здесь, вполне живой и весьма удивленный поцелуем.
Я уронила айфон на пол, взвизгнула и стала топтать экран ногами, чтобы наверняка.
Глава 8
Лешка ввалился домой под утро, в четыре тридцать семь. Прождавшая этого весь вечер и всю ночь, я только руками смогла развести, увидев, что он отвратительно пьян. Я очень любила свою непутевую модель, но не в такие моменты.
Когда-то, курсе на третьем, он озарил мою жизнь, ворвавшись в нее на бездарной шумной тусовке по случаю запуска новой линии одеколона, и я была благодарна ему только за это, потому что уже почти загнулась от одиночества и бесцельности своего существования. Бабушка только умерла, и мне внезапно перепала квартира на Чистых прудах, так что даже тридцать тысяч в месяц тратить было не на что, и я перестала работать, перестала делать хоть что-то. А тут он – сияющий, благоухающий, моделька-реклама. И я – в простом строгом платье, наливающаяся бесплатным шампанским. Неладное я заподозрила сразу. Зачем молодому красавчику пялиться на меня? Естественно, за деньгами отца. Небось, на всяких бабок надоело вешаться, а тут такой шикарный вариант. В общем, телефона он не получил ни в этот раз, ни в два следующих.
Я вздохнула, накрыла Лешку, упавшего прямо на диван, пледом, подумала – и принесла ему стакан воды. Одиночество снова накатывало волнами. Каким-то чудным и странным образом он почти излечил меня от этого ощущения, с ним я не была одна, когда он участвовал в модных показах в Европе, а я защищала курсовые про Меровингов в Москве; не была одна, когда он спал, свалившись после очередного рейса. Вообще не была одна. Но вот когда Лешка пил… Я никогда не могла понять, почему, но чувство пустого, абсолютного космоса сваливалось на мои плечи и давило так, что хоть вой. Я как будто оставалась в комнате в одиночестве, да что там – снова наедине со всей Вселенной и чертовыми звездами. Лешка переставал существовать как человек, и даже целоваться с ним совсем
