ли замесившая роли подобно глину под гончарную печь? Осталось обжечь, дабы влагу лишнюю выгнать из этой предтечи, что застынет формой затейливой бренности, а может осколкам ещё дано разлететься и узреть, во что произрастает дерзновенная пышность, чего поведает, чего не осилит, осмыслит ли струю водящую и водимую биопотребности жить во что бы то ни было, покорить даль немыслимую, сатана побери, в голову залезла и уже не вылезет, черпает самые недра души, всю муть взболтала, аж хочется выпрыгнуть из тела, чтоб лететь, лететь, лететь и никогда не приземлиться, словно оторваный кусок папируса с символами несколькими, что выразили кратко до предельности важнейший смысл летописи, но выдохся тот язык и суть утеряна, а каблуки всё чирк чирк о граниты, чирк чирк, о моноледи, вы повсеместны в этом миге, все оси сдвинуты, а очи глядят не чая в себе прежних мер, промелькнули вы божественными эскизами, покрыв головы прохожих людей пеленой разноцветною, подобно иней под утренней свежестью или плесень ядовитая, закупорили собой напор бытийный, отпустите, разожмите якорь-цепь, парусина от напруги потрескивает, мачта ломится, да и вовсе скоро исчерпается век эпохи прежней, развеется нежным трепетом, поползновением неровностей, где вас увидывал впервые, о принцесса, станьте ж королевой, пока голоса не сорваны орать на пропасть небыли, а на балконе пахнет дымом ваших искр, что также незатейливо глаза пожгли как ядерные вспышки, ослепительное зрелище, трафарет пожизненный отпечатался сквозь мысль на вселенском полотне. Зачем же так несдержанно вы в сюжет уткнули стук каблучный, что цокает доселе по нему, каждую секунду расстворяя сущность случая в нектаре чар и в собранном с него меду? Не отвечайте, мне ответ не нужен, этот сладкий вопрос пресыщать меня будет от селе до куда угодно, вон усохла вечность, скорёжилась как корыто с трещиной, куда сливается весь сок, отпусти меня дьяволиный шедевр, не нужно замыкать вулканическую напругу, извержение всё равно рванёт и выплеснет по ту сторону мира избыток, это не муха влипшая в клейкое вещество ферментирующее, что испускает хищный цветок. Пассивность тоже души жрёт, как трактир поглощает алкоголиков и влечёт из пути всякого встречного гостя, уютное логово таит в себе сон, сплетённое прибежище из строф и стезей,
Заплетите меня в ещё более плотный кокон, я распухшая гусеница обожравшая листву, дерево лысое, ему теперь холодно, наверное в зиму почки взойдут, но уже кристаллизируются многослойностью скрученной преломляя свет в многоцветность, дабы было пестрей разглядывать прелести, но я знаю, не хватит, нужен вселенский лес и ферма размером с галлактику, чтобы размашистый вес навёл на искомую тактику, согласно которой поболее будет чудес, чем когда-либо было, чем то возможным слыло, лишь бы было чем, да не было незачем, да подложится под те каблуки ковровый рулон, чтоб только пнуть и тот покатился в даль за все горизонты западая словно языки с обрывов времени из ртов или с краёв фитилей горящих, впадая в океанский шелест, что поёт нам песню, которую не слышно, но повсюду веет ею. О, принцесса.
Когда слишком много времени и
