до такого не додумалась. Все мои догадки крутятся вокруг ее старости, болезней. Я думаю, она очень боится остаться одна, без няньки, в старости. Может, она чем-то больна, да только молчит об этом. Мне-то она говорит, что собирается в дом престарелых, она уже решила, а что там на самом деле у нее на уме – кто знает? Хотя я же, слава тебе господи, не подписывала никаких документов, которые могли бы меня привязать к ней. Ведь так?
– Так. И не подписывай!
– И не буду. Вот поступлю в университет, начну учиться, а там видно будет. Если бабка перекроет мне кислород, найду работу, буду и учиться, и работать, как-нибудь прокантуюсь. Запасы какие-нибудь сделаю. Денег отложу на этот случай.
– Правильно. Голова у тебя, слава богу, варит.
И вновь Алиса показалась Томе такой же, как и прежде, – близкой, родной. И она даже как-то успокоилась.
– Знаешь, Томка, если тебе вдруг до зарезу понадобятся деньги, ты мне скажи, я всегда одолжу.
– Ну, спасибо, голуба, – отозвалась несколько уязвленная этим проявлением благотворительности Тамара. И это – вместо того чтобы испытать по отношению к Алисе справедливое чувство благодарности. Да, так уж получалось, что, какие бы ласковые слова подруга ни произносила или неожиданно добросердечные предложения ни делала, Тома уже не могла относиться к ней как прежде. Только показывать это Тамара была не должна, иначе Алиса догадалась бы, что у ее лучшей подруги прямо-таки челюсти сводит от зависти! Зависть, зависть, и это – правда. И это – стыдно.
Случались у них и другие встречи, и телефонные разговоры они вели, но ничего нового в жизни Алисы не происходило. Она продолжала упорно делать вид, что занимается, а соседка ее, полоумная старуха, не знавшая, как получше вложить деньги, по-прежнему верила ей и переводила на ее счет кругленькие суммы. Страшно подумать, сколько же у нее денег было! Вероятно, немало, раз она так тратилась на Алису, а ведь девушке еще предстояли вступительные экзамены, которые тоже наверняка придется проплатить, чтобы она поступила наверняка. Да и в течение всех пяти лет обучения тоже надо будет ее содержать. Получалось, что у Антонины Петровны денег – вагон и маленькая тележка.
…В подсобке вкусно запахло щами, закипевшими в баночке. Конечно, у Алисы таких обедов, наверное, никогда больше не будет. Закончит она свой университет (куда, правда, она еще не поступила, но экзамены начнутся со дня на день!) и устроится куда-нибудь психологом. И уж точно не будет греть себе супчик в баночке, а заработает на ресторанные обеды. Красивая, спокойная и уверенная в себе, она будет заходить в любой, даже самый дорогой ресторан города, как к себе домой. Закажет все, что пожелает, даже не глядя на цены. Вот что значит образование!
Тома достала из сумки пакет с хлебом, ложку и принялась за еду. Когда в окно постучали, она вздохнула, как человек, привыкший, что в мире существует огромное количество идиотов и эгоистов, которым нет никакого дела до того, что ларек
