А мы что? Я понимаю, мы – женщины в возрасте, и нам думать о любви даже как-то смешно. Кто, согласись, польстится на мое или твое тело? Поэтому нам остается только одно – предаваться воспоминаниям, ведь верно? Не знаю, как ты, а я хорошо пожила, и муж мне оставил приличное состояние. Конечно, он был изрядной скотиной, но это уже отдельный разговор. Теперь его нет, я свободна как ветер, а потому могу распоряжаться денежками как мне заблагорассудится.
Да, хотела у тебя спросить: как там твоя подопечная? Учится? Знаешь, ты удивительный человек, вместо того чтобы тратить все деньги на себя, как я, к примеру, ты занимаешься благотворительностью. И тебе это надо? Думаешь, она, когда ты состаришься, подаст тебе руку помощи? Или будет выносить из-под тебя горшок? И смазывать мазью твои шипящие от гноя пролежни? И не надейся! Уж если близкие родственники, такие, как моя доченька, к примеру, делают вид, что не замечают меня, и лопаются от злости по поводу того, что я трачу на себя оставленные мне Николаем деньги, то можно представить себе, чего ждать от твоей Алисы… По-моему, она все-таки какая-то глуповатая, недалекая. Что-что? А… Знаешь, не хочется мне про Ленку говорить. Она хоть и моя дочь, но ведет себя как чужая. Ты же в курсе, как много ей отец всего оставил, на три жизни хватит и еще останется. А она почему-то считает, что я и свое должна ей тоже отдать и вообще резко впасть в старость и уверенно готовиться к смерти. Нет-нет, я знаю, как проживу остаток своей жизни. Празднично! Весело и с комфортом! Да, вот еще что вспомнила – я видела, как твоя Алиса ранним утром, как пташка, вылетела из квартиры Дениса Евгеньевича. Вот так! Ну а теперь – спокойной ночи, милочка…
2009 г.
Под прилавок приходилось подныривать, так как с другой стороны, там, где раньше имелась дверь, попасть в этот закуток, именуемый киоском, было просто невозможно – двери заварили намертво.
Киоск этот, где торговали пивом, безалкогольными напитками и мелкой бакалеей, находился в самом сердце города, на пересечении главных центральных транспортных и пешеходных артерий города – проспекта Кирова и Братиславской, а потому в маленькой нише старинного здания, которое в революционное время было роскошным борделем, всегда толпился народ. Причем самый разный, от пресыщенных деток богатых родителей, жаждущих ледяного пива или сигарет, до откровенных пьяниц и проституток, заглянувших подкрепиться чипсами или дешевым лимонадом. И все знали Алису в лицо, все, как один, обращались к ней запанибратски, как к своему, чуть ли не близкому человеку. Местные городские воришки несли ей (уверенные в том, что она их не сдаст милиции) на продажу ворованные телефоны, золотые цепочки, ремни, антиквариат, но Алиса, наученная горьким опытом своей напарницы Томки, чуть не угодившей за решетку, каждый раз, завидев нечто подобное, с силой захлопывала окошко киоска и грязно материлась, злясь на то, что ее пытаются спровоцировать на уголовщину. К тому же
