фразы: «они должны», «мы должны»… Зачем, ты можешь мне сказать?
Белый Князь почувствовал испарину на своём лбу. Тяжёлые капли пота падали на его широкую белую грудь и ужасно жгли сердце. Тем временем Чёрный Князь холодно и спокойно продолжал:
– Разве любящий родитель не должен поставить под вопрос этот навязанный ему долг? Разве любящий родитель может вот так вот бездумно сделать своего ребёнка самым несчастным человеком на свете, привив ему сострадание к каждому скорбящему на земле?
– Почему самым несчастным человеком?
– А разве ты не насмотрелся за всю историю на то, как несчастны те, кто более всех способен по-настоящему сострадать? Разве не видишь ты, как обременено их сердце слезами за каждого, кого они встречают на своём пути в болезни и скорби? Разве не убедился ты, что сострадание преграждает путь всякой радости? Всех только и учат сострадать, разделять чужое страдание, но кто же, наконец, начнёт учить чувствовать радость другого человека как свою собственную? Почему сострадать более достойное занятие, нежели со-радоваться? Я скажу тебе больше, если бы люди умели прежде со-радоваться, на земле стало бы меньше страданий, и ваше сострадание совсем скоро не понадобилось бы вовсе.
Белый Князь беспомощно стоял перед своим собеседником, не зная, что ответить. Тем временем Чёрный Князь продолжал.
– Весьма странное у вас добро. Недальновидное, и я бы даже сказал, глупое. А знаешь, что ещё я заметил своим непредвзятым умом?
Чёрный Князь остановился, в то время как Белый Князь, переполняемый самыми разными чувствами, старался держать себя в руках. Чёрный Князь, однако, не смотрел на своего собеседника. Он словно разговаривал вслух сам с собой, как будто зачитывая приготовленную вечность назад речь.
– Я заметил, что более всего учат своих детей состраданию те из людей, кто менее всего на него способен. Ни разу за всю жизнь подобные умники по-настоящему не измерили своим сердцем глубину этого чувства, потому так просто разбрасывают они высокоморальные, как они считают, призывы, словно камешки на морском берегу. Однако тонут их лозунги в правде человеческого бытия. Посмотри же на тех, кто подлинно переживает скорбь за людей. У кого из них ты видел камень осуждения в руке? Помимо скорби познали эти несчастные глубину безысходности и отчаяния, ибо не знают, имеют ли они, будучи родителями, моральное право обрекать своих детей на подобное безрадостное существование. Как могут они с лёгким сердцем учить детей испытывать боль за другого человека? Не довольно ли того, что они научат потомков жить по законам разума и доброго общежития?
– Постой, Чёрный Князь! Ты, как всегда, весьма мудр в том, что говоришь. Однако я обеспокоен жизнью молодого человека, судьбу которого ты только что измерил на своих весах! Не могу думать сейчас ни о чём другом!
Чёрный Князь кивнул и, вскинув свой чёрный плащ, исчез в воздухе. За ним последовали вприпрыжку маленькие бесята, куда-то туда, в неведомое ничто.
