на Лурса, как бы желая сказать: «А стоит, по-вашему, оставаться?»
Она ласково улыбнулась, проводила его до дверей, даже вышла на крыльцо, где, должно быть, быстро клюнула своего кавалера в щеку, позволила себя обнять.
Когда она вернулась в зал, с нее уже слетело прежнее оживление, но она все же попыталась из последних сил быть любезной и даже кинула в сторону Лурса:
– Ну и погодка!
Потом спросила:
– Вы не здешний? Вы коммивояжер?
Сестры были не уродливые, скорее даже миловидные, но уж очень бесцветные.
– До чего пить хочется, Ева! Не закажете ли мне, месье, лимонаду?
Лурса определенно казалось, что время от времени мамаша этих барышень заглядывает из темноты в полуоткрытую дверь, поэтому он сконфузился, словно его поймали на месте преступления.
– За ваше здоровье! Может, вы и для Евы стаканчик закажете? Выпей чего-нибудь, Ева…
Кончилось тем, что обе сестры очутились за его столиком; он не знал, о чем с ними говорить, и таращил глаза. Девицы обменивались понимающими, весьма красноречивыми взглядами. А он, видя это, догадался, чего от него ждут, и окончательно смутился.
– Сколько с меня?
– Девять франков пятьдесят… У вас мелочи нет?.. Вы на машине приехали?
Шофер, сидя за рулем, поджидал его и сразу тронул машину.
– Ну как, видно, не вышло?.. Я вас предупреждал, но поди знай… Кто хочет выпить и похохотать или девчонок немного пощупать, это еще можно… А вот насчет всего прочего…
Тут только Лурса отдал себе отчет, что к его смущению примешивается чувство известной гордости: как-никак, его сочли человеком, который едет за несколько километров в пригород, едет в специальное заведение, чтобы пощупать девочек.
Он сам бы не мог объяснить, почему к этому мимолетному ощущению гордости примешалось вдруг воспоминание о его сестре Марте. Он увидел, как она стоит в своем блекло-зеленом одеянии, а он бьет ее по щеке. Ему хотелось, чтобы она сейчас на него посмотрела…
– А много туда народу ездит? – спросил он и нагнулся, чтобы расслышать ответ шофера.
– Ездят больше завсегдатаи, которые воображают, что в один прекрасный день им удастся… Ездят молодые люди целыми компаниями. Этим хочется пошуметь, и в городе, в тамошних кафе, они не смеют…
В новом квартале, где были проложены еще не все улицы и где жил Эмиль Маню, уже потухли огни. А в «Боксинг-баре» за спущенными занавесками можно было разглядеть два темных силуэта.
– Куда везти?
– Да не важно куда… Высадите хотя бы здесь, на углу…
Как гуляка, который вопреки здравому смыслу желает затянуть уже окончившийся праздник, Лурса старался продлить сегодняшний вечер, он шел, изредка останавливаясь и вслушиваясь в шум отдаленных шагов.
На их улице стояли большие дома, похожие на его собственный особняк, и он ненавидел эти дома, как ненавидел тех, кто живет в них, как ненавидел собственную
